Наследница в алых шелках

Розамунда подлила воды в цветочный горшок у входа в магазин, осмотрела витрину и вернулась внутрь. Задержалась посмотреть, как новая приказчица миссис Хаттон обслуживает покупательницу. Миссис Хаттон свое дело знала, это было очевидно. Вернувшись сюда, Розамунда с самых первых минут испытала приятное удивление от того, как хорошо ведутся дела в магазине.

Она поднялась по лестнице. Здесь, в Ричмонде, мастерская располагалась на втором этаже. Она вошла и села на свое место у окна, чтобы было больше света для тонкого шитья. Рядом с ней ученица-подмастерье Молли показывала Лили, как скрывать шов под отделкой.

Лили уколола палец. Она часто ранилась иголкой, но такое происходило с большинством новых девушек. В первый раз она жаловалась и стонала, но теперь лишь помазала пальчик мазью и обернула чистой тряпочкой.

– Подожди, пока не перестанет кровь, – сказала Розамунда, подняв глаза от шитья. – На шляпке нам кровь не нужна. Ни капельки.

Лили отложила шляпку в сторону и стала ждать. Она болтала ногами, как ребенок, и наматывала на палец длинную белокурую прядь распущенных волос. При виде этого Розамунда улыбнулась. Наполовину ребенок, наполовину женщина. Иногда проявлялась одна сторона, а чуть погодя – уже другая.

– Тут гораздо интереснее, чем в школе, – сказала Лили. – Может, мне остаться здесь или в лондонском магазине? Я могла бы стать шляпницей, как ты.

– Я бы хотела обеспечить тебе лучшую участь, если позволишь.

– А мне кажется, в школе учиться здорово, – вступила в разговор Молли.

– Ты бы так не говорила, если бы видела девочек, с которыми я живу. Они противные, гордые и все время задаются…

– У тебя же есть две подружки, которые себя так не ведут, – заметила Розамунда. – Еще одна неделя у меня, а потом отправишься назад. По пути мы задержимся в Лондоне и закажем тебе платья.

Реплика о новых платьях закончила спор, как и думала Розамунда. Лили была вовсе не несчастна в школе. Она просто жаловалась, как многие девочки в ее возрасте.

Розамунда приехала без предупреждения, чтобы забрать сестру из школы. Ей просто хотелось, чтобы Лили немного побыла рядом с ней. Очень многое из того, что она сделала, было ради сестры. Ей требовалось повидать Лили и вселить в себя уверенность, что, по крайней мере, хоть часть усилий не пропала зря.

Лили подошла показать скрытый отделкой шов.

– Вот тут, с краю, стежки слишком большие, – сказала Розамунда. – Придется тебе распустить шов и начать все сначала.

– Никто и не заметит несколько стежков, спрятанных под лентой.

– Однажды твоя клиентка посмотрит на шляпу и увидит их. И тогда она решит, что ты небрежная работница. Нам надо все делать идеально, насколько это возможно.

Последние слова эхом отдались у нее в голове, но теперь сказанные голосом мистера Лавлейса. От этого она вспомнила размолвку с Кевином. Ее охватила знакомая глубокая грусть.

Днем она избегала сердечной боли. Занималась делами в магазине. Держалась рядом с Лили, наслаждаясь ее компанией. А вот ночью, когда оставалась одна, Розамунде было так больно, как не было со дня смерти отца.

Теперь она напоминала себе, что уехала из Лондона вовсе не из-за скандала с Кевином. По крайней мере, тот не был главной причиной. Скандалы из-за предприятия у них были и раньше. Всегда из-за предприятия.

Она всегда знала, что Кевин просто терпит ее как партнершу. С этим он ничего не мог поделать, так что смирился. Но ему это не нравилось. И все же она думала, что у них появилось что-то общее, особенно после Парижа. Но, возможно, и нет. Вероятно, ее ослепили желание и наслаждение, да и его тоже.

Она слово за словом прокручивала в памяти их ссору, и его гневный выпад в конце оглушительно громко звенел у нее в ушах. В тот момент что-то произошло. Произошло с ней. Будто она внезапно оказалась в стороне и наблюдала, четко осознав, что на самом деле происходило у нее перед глазами.

Главным образом, она предельно ясно увидела себя как с точки зрения своего сердца, так и с точки зрения его слов. Кевин считал ее простой шляпницей, сующей всюду свой нос, по большей части раздражавшей его, если только они не были в постели. Возможно, она бы научилась с этим жить. Однако знание того, что он не только не любит ее так, как любит его она, но и вряд ли когда-нибудь полюбит, причиняло сильную боль. С этим слишком тяжело было смириться. Она снова почувствовала себя униженной, как тогда в саду с Чарлзом.

Розамунда не хотела так жить, постоянно зная, что он презирает эту часть ее жизни. Их жизни. На самом деле часть ее самой. Это запятнало бы все, даже наслаждение. И теперь уже она по-иному видела проведенное вместе с ним время.

Мысли отвлекли ее. Она уколола палец, что теперь с ней случалось редко. Отложила в сторону шляпу и потянулась за мазью. За другим столом Лили вернулась к работе.

Розамунда перевязала палец и ждала, глядя в окно на небо, наконец-то голубое сегодня после стольких дождей. В саду на Чэпел-стрит, наверное, все розы в цвету.