Когда погряз в ошибках, усталости, тщетных стараниях и отсутствии мотивации, силы могут появиться после откровенного разговора с такими же, как ты, напоминающего: ты не один.
Я посмотрел поочередно на каждого интерна в круге. Это было совсем не как на собрании интернов, где каждый, казалось, вел себя показным образом. Здесь я видел разные эмоции: кто-то улыбался, делая вид, будто все было невероятно, либо просто радуясь возможности провести время за пределами больницы. Другие же выглядели обеспокоенными – возможно, они были погружены в мысли о каком-то происшествии в больнице. Мы все о чем-то молча размышляли. Вскоре тишина стала невыносимой. Мне безумно хотелось, чтобы кто-нибудь что-то сказал. Что угодно.
– Я тоже как-то совершила ошибку, – нарушила молчание штатный врач. – За неделю до свадьбы мне нужно было поставить одному пациенту плевральную дренажную трубку. Его легкое наполнялось жидкостью, и он не мог нормально дышать. Я сделала надрез и вставила трубку. Проще простого, – она нахмурилась и отвернулась от группы. – Я зашила его, сделала рентген, и тут до меня дошло, что я вставила трубку не в то легкое, – она закусила губу и провела рукой по волосам. – Я думаю об этой трубке каждый раз, когда провожу какую-нибудь процедуру. Я думала о ней неделю спустя, когда шла к алтарю.
Глава 29
Через два дня, снова в больнице, я получил сообщение от Дэйва, старшего ординатора, который рассказывал на собрании интернов, как выполнять флеботомию. Я не совсем понимал, что он хочет – в сообщении был только вопрос: «ТЫ СВОБОДЕН?» – и попытался вспомнить, сказал ли я или сделал что-то, требовавшее личного разговора с администратором.
Сразу же подумал про наш выездной семинар, который в итоге помог нам сплотиться и высвободить эмоции. Осознание того, что я не одинок, придало мне храбрости по-настоящему излить душу. Я подробно рассказал про то, через что прошел с Гладстоном, с Питером и Денис, а также с Дре, однако решил умолчать про укол иглой. За весь семинар лишь пара человек отказались быть откровенными. Многие из моих коллег поведали о том, что ежедневные травмы, связанные с работой, сделали с их неустойчивой психикой. Самым удивительным было то, что, несмотря на все перипетии последних месяцев, нашлись интерны, которым приходилось еще хуже, чем мне. В ходе групповой прогулки несколько из них признались, что собираются до конца года покинуть интернатуру. Когда я услышал их истории, мне стало лучше, хотя теперь я переживал, не сказал ли лишнего. Неужели, несмотря на обещанную конфиденциальность, что-то дошло до Дэйва?
Засунув пейджер обратно в чехол, я направился в сторону кабинета старших ординаторов. Их было четверо, каждый только что закончил ординатуру Колумбийского университета по внутренней медицине и в этом году занимался организацией конференций, обучением студентов-медиков, а также следил за психическим здоровьем ординаторов. Они были связующим звеном между ординаторами и больничной администрацией, и зачастую доносили нам неприятные новости о каком-нибудь новом требовании или надзорной комиссии. Быть выбранным старшим ординатором было большой честью – для многих эта позиция становилась передышкой перед подачей документов на программу специализации по кардиологии, куда был очень большой конкурс (Диего тоже когда-то был старшим ординатором). Пытаясь понять, к чему может быть эта встреча, я проскакал вниз три лестничных пролета.
– Как оно? – спросил Дэйв, когда я зашел в крошечное помещение без окон. На его столе было четыре фотографии привлекательной женщины, занимавшейся йогой. – Садись.
– Привет, Дэйв.
Я удивился, узнав, что кому-то могло быть хуже, чем мне. После моих-то ошибок, неудач и случайного укола зараженной ВИЧ иглой.
Мы с ним уже несколько раз разговаривали, главным образом до и после учебных собраний. Когда мы говорили, он обычно клал мне на плечо руку, создавая впечатление помощника-тренера – человека, призванного давать мне советы и направлять меня, которому при этом недоставало важности старшего врача. Наши разговоры носили доверительный характер: он знал, через что проходили интерны, потому что всего три года назад был одним из нас.
Я сел и скрестил ноги.
– Как дела? – с интересом спросил он.
Я улыбнулся:
– Ну… Держусь.
Он усердно закивал и поменял в кресле позу.
– Как ты себя чувствуешь?
– Я в порядке.
Я смотрел на девушку, занимающуюся йогой. Дэйв снял очки, и мы сидели в тишине.
– Перейду сразу к делу, – сказал он, всплеснув руками. – Мы беспокоимся за тебя.
Наши взгляды тут же встретились.
– Что? – не понял я.
– Пять интернов покидают интернатуру. Это неслыханно.
Это действительно было так. Я даже не догадывался о недовольстве своих коллег до того семинара в Палисейдс.