– Ну, – ответил я, стараясь изобразить как можно больший энтузиазм, – я никуда не собираюсь.
Я задумался о том, почему все врачи, что собирались уходить, были мужчинами. Ответа с ходу в голову не пришло.
Дэйв снова надел очки.
– Я слышал про твою ошибку. Со зрачками.
Я вздрогнул и отвернулся в сторону. Это произошло больше четырех месяцев назад: почему он вспомнил об этом теперь? Должно быть, до него дошли слухи после семинара.
– Мне казалось, это было конфиденциально.
– Я также знаю про укол иглой.
У меня закрутило живот. Мне хотелось знать, кто еще успел с ним поговорить. Рассказал ли доктор Филипс ему про наш с ним разговор? Дэйв отклонился назад, достал из нагрудного кармана носовой платок и высморкался в него. Я ненадолго закрыл глаза, мне снова захотелось исчезнуть.
– Слушай, ну люди болтают всякое. Что я могу сказать?
– Ты мог бы сказать, что все, что мы говорили на семинаре, на самом деле не было конфиденциально.
Его глаза изучали мое лицо:
– Мэтт, я тут не допрос тебе устраиваю. Я просто хочу узнать, как ты справляешься.
Впечатление было совсем другое. От этого разговора меня уже тошнило.
– Я… В порядке.
– Ты через многое прошел.
Я окончил медицинскую школу с густой каштановой шевелюрой, однако не прошло и года интернатуры, как стал замечать седые волосы.
Эшли как-то раз сказала, что не хочет слышать про мои проблемы. Из-за непостижимой больничной иерархии было невозможно понять, когда стоит выговориться, а когда лучше держать язык за зубами. Мое терпение между тем было уже на исходе.
– Ладно, Дэйв, я не в порядке, – я откинулся на спинку стула. – Я совершенно не в порядке. Это ты хотел услышать? Я допустил ошибки, люди уходят из интернатуры, и… – он кивал, а уголки его губ начали загибаться вверх, – и у меня может быть СПИД.
– Нет у тебя СПИДа, Мэтт. Тем не менее говорить обо всем этом очень полезно.
От его слов мне стало только хуже. Мне предстояло пить таблетки еще десять дней, после чего нужно было сдать анализ крови. Только тогда я и мог узнать, заразился ли ВИЧ. Почему Дэйв решил поговорить обо всем сейчас? Пока я раздумывал, что сказать дальше, затрезвонил мой пейджер.
– Меня ждут, – сказал я, даже не прочитав сообщение.
– Конечно, конечно, – отозвался Дэйв, пододвинув ко мне телефон.
– Нет, я нужен в отделении, – возразил я. – Нужно осмотреть пациента.
Я протянул Дэйву руку, и он улыбнулся:
– Неплохо поговорили, Мэтт, – сказал он. – Давай продолжать в том же духе.
У меня не было никакого желания повторять наш разговор. Я почувствовал, как раздуваются мои ноздри. Хотелось что-нибудь ударить.
– Разумеется.
Глянув напоследок на женщину в позе собаки мордой вниз, я вышел на лестницу.
Глава 30
День спустя, пока мы с остальными ординаторами и доктором Шанель обсуждали появление туберкулеза со множественной лекарственной устойчивостью, мне на пейджер пришло сообщение от нашего учебного куратора, доктора Петрака. Бывший старший ординатор, Петрак теперь был младшим сотрудником кафедры, который должен был делиться с нами премудростями работы в больнице и заниматься нашей профориентацией. По идее, именно он должен был помочь решить, стать мне ревматологом или кардиологом. Извинившись, я вышел и направился по коридору в его кабинет.
Я знал, что раз в несколько месяцев должен был обсуждать свои академические успехи с Петраком, и решил, что именно для этого он меня и вызвал. Я предполагал, что мои первоначальные оценки не будут высокими – Крутой вечно ругал меня за то, как плохо я анализировал флюорограммы, – но знал, что с тех пор добился значительного прогресса. И Эшли, и доктор Шанель хвалили меня за тактичное поведение с обозленными пациентами, а в отделении общей терапии я успел убедительно продемонстрировать, что в состоянии провести проверку стула.
Зайдя в кабинет, я осмотрел дипломы и грамоты, висевшие всего в паре миллиметров друг от друга на стене. Доктор Петрак – литовец сорока с лишним лет, с густыми черными бровями – встал и улыбнулся. Его стол был заставлен небольшими фотографиями семьи в рамках.
– Доктор Маккарти, – сказал он, протянув мне руку. – Пожалуйста… Садитесь.
– Спасибо.
Последний раз, когда я был в его кабинете, годом ранее, Петрак проводил со мной собеседование перед поступлением в ординатуру. С тех пор мы махали друг другу рукой и обменивались быстрыми рукопожатиями, когда сталкивались в вестибюле больницы, – этим, правда, наши контакты и ограничивались.
– Как дела? – спросил он.
– Хорошо, – ответил я, сняв с шеи стетоскоп и положив его в карман халата. – Очень хорошо.
– Хорошо, – вторил он, отпив из своей кружки. – Замечательно.
Мы смотрели друг на друга какое-то время, а затем Петрак хрустнул костяшками пальцев.
– Цель данной встречи, – сказал он, – просто узнать, как ты справляешься.