Настройщик

Эдгар поднял глаза, чтобы выразить хоть кому-нибудь свой протест, но мальчик уже исчез. Эдгар вышел на террасу, обвел взглядом лагерь, но никого не увидел. Он выругался.

Всю ночь он провел в комнате с фортепиано, сидя перед ним на табурете, думал, начинал наигрывать то одну пьесу, то другую, бросал. Нет, это не то, эту я сыграть не смогу… И снова принимался играть. Мысли о том, какое произведение сыграть, перемежались размышлениями о том, сколь важен этот визит, что за человек саубва и чего доктор хочет добиться музыкой и самой встречей. Успокоился он лишь на рассвете, руки так и остались лежать на клавиатуре, а голова опустилась на руки, он заснул.

Проснулся Эдгар уже за полдень, с полным ощущением, будто спал у себя в мастерской в Англии. Направляясь к своей хижине, он удивленно подмечал перемены в лагере, произошедшие за ночь. Дорожки тщательно выметены, от мусора, оставшегося после дождя, нет и следа, уложены свежие доски. На домах флаги, трепещущие на ветру. Единственным свидетельством британского присутствия был государственный флаг на крыше казармы, превращенной в столовую. Флаг выглядит совершенно неуместно, подумал Эдгар, прежде он не видел его в форте, что теперь казалось ему странным – в конце концов, это ведь британский форт.

Он вернулся к себе и ждал до сумерек, когда в дверь постучал мальчик. После того как Эдгар умылся и переоделся, мальчик повел его к казарме, где караульный попросил оставить ботинки у входа. Внутри столы и стулья заменили подушками, разложив их на полу перед низкими плетеными столиками. В зале было тихо, саубва и его свита еще не прибыли. Эдгара провели в конец зала, где сидели доктор и Кхин Мио. На докторе был шанский костюм – изящного кроя белая хлопковая куртка и ярко-лиловая пасхоу. Он выглядел впечатляюще, Эдгару вспомнился день приезда, когда Кэррол встречал его на берегу, одетый точно как остальные обитателя лагеря. С тех пор Эдгар видел его только в европейской одежде или в армейской форме.

Между доктором и Кхин Мио оставалась свободная подушка. Доктор был занят разговором с пожилым шаном, сидевшим через несколько подушек от него, и жестом предложил Эдгару садиться. Кхин Мио что-то говорила юноше, сидевшему на корточках перед ней, Эдгар посмотрел на нее. Одета она была в шелковую блузку, волосы казались темнее обычного, словно она только что приняла ванну. Прическа заколота той же деревянной шпилькой, что во время их прогулки. Когда юноша наконец встал и ушел, Кхин Мио поманила Эдгара и прошептала:

– Вы подготовили пьесу?

Эдгар слабо улыбнулся.

– Посмотрим.

Он оглядел помещение. Так не похоже на утилитарные больницу или кабинет доктора, где он побывал. В каждом углу горели факелы, заливая зал светом и благовонным духом. Стены закрывали ковры и звериные шкуры. Вдоль стен выстроились слуги, одних Эдгар узнал, но были и незнакомые. Все одеты в аккуратные свободные штаны и синие рубахи, идеально повязанные тюрбаны безукорзиненно чистые.

От дверей донесся какой-то шум, и по залу пробежал шепот. Вошел крупный человек в поблескивающем одеянии.

– Это он? – спросил Эдгар.

– Нет, подождите. Он не такой большой.

И сразу после этих слов в зал вошел низенький толстый человечек в экстравагантно замотанной мантии. Слуги-шаны упали на пол, распростерлись перед вошедшим. Даже Кэррол поклонился, и Кхин Мио тоже, и – косясь на доктора, – Эдгар повторил его движение, поклонился вместе со всеми. Саубва и его свита пересекли зал, князь направился к свободной подушке рядом с Кэрролом. Они сели. Свита гостя была облачена в одинаковую форму – юбки в складку с широкими поясами, на головах белоснежные тюрбаны. И только один человек был одет иначе – монах, который сел на подушку и тут же отодвинулся от столика, что, как понял Эдгар, означает отказ от пищи, так как монахи не едят после полудня. В монахе было что-то отличающее его от остальных, Эдгар все смотрел на него, пока не понял, что то, что он вначале принял за очень смуглую кожу, на самом деле – густая синяя татуировка, полностью покрывающая руки и лицо. Когда слуга зажег яркий факел в центре зала, синий цвет проступил отчетливей на фоне шафранового одеяния.