Настройщик

Это была женщина, она стояла на коленях, глядя в противоположную от него сторону, ее длинные волосы были завязаны на голове в пучок. Она мыла руки, набирая воду в ладони и пропуская ее сквозь пальцы. На ней была тхамейн; даже в одиночестве она мылась скромно, как будто опасаясь распутных глаз ночных сов. Тхамейн намокла, облепила живот и бедра.

Наверное, он узнал ее еще до того, как она обернулась и заметила его, и оба они застыли, одновременно сознавая свое соучастие в чем-то недозволенном, соединенные общим ощущением реки и серебристого лунного сияния. Но затем она торопливо встала, подобрала одежду и мыло. И, не оглядываясь, побежала по тропинке вверх.

Облака разошлись. Луна вновь засияла в полном блеске. Эдгар вышел на берег. На песке остался лежать гребень слоновой кости, белый, точно раскаленный.

Доктор снова уехал с каким-то “дипломатическим поручением”, и Эдгар вернулся к работе над фортепиано. С приходом дождей дека разбухла, изменения были почти неуловимы – возможно, заметны разве что для того, кто хотел найти повод вновь заняться настройкой.

Два дня он хранил у себя гребень.

Когда Эдгар был один, он доставал и разглядывал гребень, скользил пальцами по одиноким прядям черных волос, запутавшихся в костяных зубьях. Он понимал, что гребень нужно вернуть, но тянул – то ли из нерешительности, то ли в надежде на что-то, то ли от чувства близости, возникавшего временами и становившегося все более острым с каждым коротким, приводившим обоих в смущение разговором, который происходил между ними в те неизбежные моменты, когда они сталкивались на тропе.

И он продолжал хранить гребень у себя. Днем он убеждал себя, что ему нужно работать, а ночью говорил себе, что лучше подождать до утра – нельзя же идти к ней в темноте. В первую ночь он допоздна возился с фортепиано, настраивая и перенастраивая. На вторую ночь, в одиночестве играя на фортепиано, он услышал стук в дверь.

Он знал, кто это, еще до того, как дверь тихонько отворилась и она скользнула в комнату. Возможно, он понял это по деликатному, спокойному стуку, не похожему на уверенные удары доктора или нерешительные слуг. Возможно, ветерок донес до него вместе с запахом влажной почвы аромат ее духов. А может, он угадал развитие сюжета, в котором они двигались давно проторенными, определенными судьбой тропами.

От двери донесся голос с текучим акцентом:

– Здравствуйте.

– Ма Кхин Мио, – проговорил он.

– Можно мне войти?

– Да… конечно.

Она тихонько прикрыла за собой дверь.

– Я не помешала вам?

– Нет, вовсе нет… с чего вы взяли?

Она слегка покачала головой:

– Вы казались таким занятым. Что-то важное?

– Нет, нет. – Голос у него дрогнул, и Эдгар постарался выдавить улыбку. – Я всего лишь убиваю время.

Она стояла у двери, скрестив руки. На ней была та же светлая блузка, что и в тот день, когда она встретила его у реки. Он видел, что она недавно раскрасила лицо, и подумал, что сейчас же нет солнца, зачем накладывать танакха, но это так красиво.

– Знаете, – сказала она, – за время знакомства с англичанами я не раз слышала игру на фортепиано. Мне так нравится его звучание. Я… Я подумала, может быть, вы могли бы показать и объяснить, как оно устроено.

– Конечно. Но не поздно ли уже сегодня? Вы не должны быть с… – Он запнулся.

– С доктором Кэрролом? Его нет в Маэ Луин.

Она продолжала стоять у двери. Позади на стене лежала ее тень, волнами изгибаясь на бамбуковых стволах.

– Да-да, разумеется. Я совсем забыл. – Эдгар снял очки и протер их подолом рубашки. Глубоко вздохнул. – Я тут уже целый день. Столь долгие часы у фортепиано делают человека немного… сумасшедшим. Простите. Мне давно надо было позвать вас составить мне компанию.

– Вы до сих пор не предложили мне сесть.

Эдгар замер на секунду, пораженный ее прямотой. Потом бросился придвигать табурет:

– Пожалуйста.

Она не спеша двинулась через комнату к фортепиано, тень на стене удлинилась. Она подобрала тхамейн и села рядом с ним. Вначале она смотрела на клавиши, а он смотрел на нее. Цветок в ее волосах источал свежесть; он видел крошечные крупинки пыльцы на черном фоне. Она повернулась к нему.

– Простите мою рассеянность, – сказал он. – Я всегда не сразу выхожу из того транса, в который погружаюсь, занимаясь настройкой. Это другой мир. Меня несколько выбивает из колеи, когда кто-то… прерывает меня… Это трудно объяснить.

– Наверное, это так же, как быть кем-то разбуженным.

– Наверное… Но я пробуждаюсь в мире звуков. Как будто снова засыпаю… – Он замолчал, но, видя, что она молчит тоже, продолжил: – Вам это кажется странным?

– Нет. – Она покачала головой. – Временами мы путаем реальность со снами.

Оба помолчали. Кхин Мио подняла руки и коснулась клавиш.

– Вы когда-нибудь играли раньше? – спросил Эдгар.

– Нет, но всегда мечтала, с тех пор как была ребенком.

– Вы можете попробовать сыграть, это гораздо интереснее, чем наблюдать за настройкой.

– Нет, думаю, не стоит. Я же не умею.

– Ну и что? Попробуйте. Нажмите на клавишу.

– На любую?