Настройщик

– Начните с той, на которой лежит ваш палец. Это первая нота прелюдии фа минор. Это часть “Хорошо темперированного клавира”, который я играл для саубвы.

Она нажала на клавишу. Нота громко прозвучала в пустой комнате, стены отозвались эхом.

– Вот видите, – сказал Эдгар. – Вы играете Баха.

Кхин Мио не отрывала взгляда от инструмента. Эдгар видел, как прищурились ее глаза в намеке на улыбку.

– Когда сидишь здесь, оно звучит совсем по-другому.

– Это так. Это ни с чем нельзя сравнить. Давайте продолжим, может быть, у меня получится научить вас большей части пьесы.

– О, мне совестно утруждать вас. На самом деле вы правы, уже поздно. Я не хотела мешать вам работать.

– Глупости. Вы же уже пришли.

– Но я не умею играть.

– Я настаиваю. Это короткая вещь, но с большим смыслом. Пожалуйста, раз уж мы начали, теперь я вас не отпущу. Следующая нота – вот эта, нажмите ее указательным пальцем.

Она повернула у нему лицо.

– Ну же, сыграйте, – сказал Эдгар, показывая на клавишу.

Она нажала на нее. Глубоко внутри фортепиано молоточек прыгнул к струне.

– Теперь – соседняя клавиша слева, а потом – над ней. Теперь вернитесь к первой. Да, вот к этой, с которой вы начали. Теперь снова вторая, вот эта. И над ней. Да, вот та. Теперь сыграйте еще раз, побыстрее.

Кхин Мио старательно нажимала на клавиши.

– Звучит не слишком внушительно, – сказала она.

– Звучит как сама жизнь. Попробуйте еще раз.

– Я не знаю… Может быть, вы сами?

– Нет, у вас прекрасно получается. Вам будет легче, если нижние ноты вы будете брать левой рукой.

– Я боюсь, у меня не получится. Покажите мне.

Она развернулась к нему, ее лицо было совсем рядом.

Сердце Эдгара неожиданно грохнуло, и ему показалось, что она может услышать этот удар. Но музыка всегда придавала ему смелости. Он поднялся, встал за ее спиной, коснулся ее рук.

– Положите свои руки на мои, – сказал он.

Кхин Мио медленно подняла руки. На секунду руки замерли, паря в воздухе, а потом осторожно опустились. Оба не шевелились, все их чувства сосредоточились на соприкосновении рук, тела словно обратились в пустую оболочку. Он видел отражение их силуэтов в лакированном красном дереве передней панели. Ее пальцы доставали лишь до половины его.

Пьеса начиналась медленно, осторожно. Фуга фа-диез минор из второй части “Хорошо темперированного клавира” всегда вызывала у него образы распускающихся цветов, встречи влюбленных, она была для него песней начала. Он не играл ее в вечер приема саубвы, это была тридцать восьмая пьеса, а он остановился на двадцать четвертой. Поэтому сначала его руки двигались медленно, нерешительно, но, ощущая невесомость ее пальцев поверх своих, он уверенно продвигался от такта к такту, и внутри фортепиано механизм отзывался на касание клавиш, рычажки поднимались и падали, струны дрожали, ряды за рядами выстраивалась причудливая конструкция из металла, дерева и звука. На крышке фортепиано трепетали огоньки свечей в подсвечнике.

Пока они играли, прядь волос выбилась из ее прически под цветком и коснулась его губ. Он не отстранился, но прикрыл глаза и придвинул лицо еще ближе, так, что прядь скользила по его щеке в такт музыке, снова коснулась губ, потом – ресниц.

Мелодия ускорилась, потом мягко, нежно спустилась ниже и – закончилась.

Их руки продолжали лежать на клавишах. Она слегка повернула голову, и он увидел, что ее глаза закрыты. Она произнесла его имя, беззвучно, на выдохе.

Он спросил:

– Вы поэтому пришли?

После долгих секунд тишины она ответила:

– Нет, мистер Дрейк. – Она говорила шепотом. – Я была здесь всегда.

И Эдгар наклонился ниже и коснулся губами ее кожи, прохладной и влажной от испарины. Он вдыхал запах ее волос, чувствовал губами соль на ее шее. Она медленно шевельнула руками и переплела свои пальцы с его.

И в этот момент все в мире замерло. Тепло ее пальцев, гладкость кожи под его мозолями. Свет свечей танцевал на мягкой поверхности ее щеки, выхватывая из темноты контуры цветка. Они оставались в таком положении несколько секунд, а может, и больше, но время отсчитывали лишь цикады.

Она первой разорвала их объятия, мягко высвободив руки из его ладоней, продолжавших лежать на клавишах. Пальцами пробежала по его предплечьям. Я должна идти. И он снова закрыл глаза, в последний раз вдохнул ее запах и отпустил ее.

21

Эдгар провел ночь у фортепиано, то проваливаясь в сон, то просыпаясь. Было еще темно, когда его разбудил скрип открываемой двери и звук шагов. Он открыл глаза, ожидая увидеть детей, но обнаружил перед собой пожилую женщину.

– Вы нужны доктору. Быстрее, – сказала она, от нее несло несвежей рыбой.

– Простите? – Он сел, все еще не до конца проснувшись.

– Вы нужны доктору Кэрролу. Быстрее.

Он встал и одернул рубашку. Только теперь он связал призыв доктора с прошлым вечером, с Кхин Мио.

Старуха повела его на улицу. Едва занимался рассвет, было прохладно, солнце еще находилось где-то далеко за горами. У дверей приемной доктора старуха улыбнулась, обнажив черные от бетеля зубы, и поковыляла обратно по тропе. Эдгар нашел доктора внутри, тот склонился над раскиданными по столу картами.