Настройщик

– Это Сеинг То и Тинт Наинг, – сказал доктор. – Они братья. Это очень искусные лодочники, и они говорят по-бирмански. Они поплывут с вами вниз по реке. Нок Лек тоже отправится с вами, но впереди, на лодке, чтобы разведывать пороги. Вы поплывете до страны каренов, а может, до самого Моулмейна, на это уйдет пять-шесть дней. Там вы окажетесь в глубине британской территории и в полной безопасности.

– А что потом? Когда я смогу вернуться?

– Вернуться? Я не знаю, мистер Дрейк… – Доктор достал из кармана листок, свернутый и запечатанный воском. – Я хочу, чтобы вы взяли вот это с собой.

– Что это? – удивился Эдгар.

Доктор немного подумал.

– Это поможет вам принять решение. Прочтете попозже.

Позади Эдгара один из юношей сказал:

– Мы готовы, мистер Дрейк, пора.

Эдгар взял листок, сложил его еще раз и засунул в карман рубашки.

– Спасибо, – тихо произнес он и ступил на плот.

Парни оттолкнулись от берега. Только тогда Эдгар оглянулся на берег и увидел ее, стоящую среди цветов, в тени кустарника. За ее спиной по склону карабкался форт Маэ Луин: ряды бамбуковых строений, одно – без стены, разверстой раной смотревшее на реку.

Плот подхватило течением и понесло вниз по реке.

После дождей река сделалась куда полноводней по сравнению с тем, когда несколько месяцев назад Эдгар плыл по ней. Он вспомнил ту ночь, когда они приплыли, тихо спустившись по течению сквозь тьму. Насколько другим казался мир тогда по сравнению с тем, каким он был теперь – лесистые берега купались в солнечном свете, ослепительно сияла листва. Предчувствуя их приближение, с берега вспорхнула пара птиц, они громко хлопали крыльями в солнечных лучах, пока не поймали воздушный поток, после чего понеслись вниз по реке. Удоды, Upupa epops, может, те же, что я видел в день прибытия, подумал Эдгар, удивившись, что вспомнил их название. Они плыли вслед за птицами, солнце отражалось от крышки фортепиано.

Все молчали. Нок Лек греб впереди, негромко напевая. Один из братьев сидел на сундуке на корме, орудуя веслом, напрягая жилистое тело в борьбе с течением. Второй стоял на носу, глядя вдаль. Эдгар, стоявший в центре плота, смотрел на проплывающий мимо берег. Его захватило ощущение движения, плавного спуска мимо холмов и ручьев, сбегавших с них, чтобы соединиться с водами Салуина. Плот сидел низко, и иногда вода перехлестывала бревна и касалась ног Эдгара. Солнечный свет вспыхивал на волнах, и весь плот накрывало тонким мерцанием. Эдгару казалось, что и он сам, и фортепиано, и юноши стоят прямо на поверхности реки.

Они плыли, и он наблюдал, как удоды ныряют и взмывают в потоках воздуха, все так же держась впереди плота. Эдгару хотелось, чтобы рядом сейчас был доктор и можно было рассказать ему, что он видит, и доктор прибавил бы его рассказ к своей коллекции наблюдений. Он раздумывал о том, что доктор делает сейчас, как в форте готовятся к нападению, будет ли майор тоже сражаться с оружием в руках. Представил, как доктор, проводив плот, увидел среди цветов Кхин Мио. Эдгар спросил себя, сколько тому уже известно и сколько она расскажет ему. С тех пор как он касался губами ее теплой шеи, прошло не больше двенадцати часов.

От Кхин Мио его мысли обратились к старому настройщику, у которого он когда-то учился, – тот всегда по окончании работы доставал из деревянного бара бутылочку вина. Какое древнее воспоминание, подумал Эдгар и подивился, почему оно всплыло именно сейчас. Он вспомнил кабинет, где постигал науку настройки, и холодные дни, когда старик впадал в поэтические разглагольствования о значении их профессии, и Эдгар слушал его, забавляясь в душе. Молодому начинающему настройщику слова учителя казались чересчур сентиментальными. А почему ты решил заняться настройкой фортепиано? – спрашивал старик. Потому что у меня хорошие руки и я люблю музыку, отвечал юноша, и учитель смеялся. Так дело в этом? А в чем же еще? – удивлялся юноша. В чем еще? И учитель поднимал бокал и улыбался. Знаешь ли ты, спрашивал он, что в каждом инструменте скрыта своя песня? Юноша качал головой. Может быть, это и стариковские бредни, но, видишь ли, движения пальцев исполнителя – всего лишь механическое действие, производимое механизмом из мышц и связок и подчиняющееся небольшому набору простых правил темпа и ритма. Мы должны настраивать фортепиано, говорил он, чтобы нечто столь прозаичное, как мышцы, связки, а также клавиши, проволока и дерево превратились в песню. И что за песня прячется в этом старом инструменте? – спрашивал юноша, показывая на поцарапанное пианино. Песня, отвечал мастер, просто песня, у которой нет названия. И юноша смеялся, потому что никогда не слышал песню без названия, а старик смеялся тоже, потому что был пьян и счастлив.