– Но, может, это и не правдивая история. Может быть, просто поверье. Некоторые бирманцы говорят, что жизнь человека обитает в духе, похожем на… мотылька. Дух сидит в его теле, и человек не может жить без него. И еще они говорят, что именно из-за
– И тогда?
– Если
Юноша подался вперед и пошевелил палкой костер, в воздух взвился сноп искр.
– Это он и хотел мне рассказать?
– Я же говорю, это просто поверье, но он хотел, чтобы я рассказал его вам. Я не знаю почему. Он иногда ведет себя странно.
У костра было жарко, но Эдгар ощутил холодок. Всплыли воспоминания, пейзажи Индии, путешествие на поезде, спрыгивающий с него юноша, мелькнувшая в темноте дубинка.
– Бродячий поэт, – тихо сказал настройщик.
– Что, мистер Дрейк?
– О… нет, ничего. Передай ему, что его рассказ заставил меня задуматься. Может быть, когда-нибудь он станет знаменитым рассказчиком.
Пока Нок Лек передавал его слова, Эдгар смотрел сквозь огонь на невысокого парня, почти мальчишку, сидящего в обнимку с братом. Сеинг То улыбнулся, и его заволокло дымной завесой.
Костер угасал, Нок Лек ушел куда-то в темноту и вернулся с охапкой хвороста. По ту сторону костра братья так и заснули, обнимая друг друга. Начало накрапывать, и Нок Лек с Эдгаром поднялись и загасили костер. Затем разбудили братьев, что-то сонно проворчавших, и все вместе они укрылись под навесом. За ночь дождь принимался несколько раз, и Эдгар слышал, как капли барабанят по накрытой циновками крышке “Эрара”.
Лагерь они покидали на рассвете, под низко нависшими тучами. Перетащив фортепиано на плот, они не стали убирать накидку из циновок. Тучи разошлись ближе к полудню, небо расчистилось. Река, напитавшись водой притоков, текла теперь быстрее. После полудня Нок Лек сказал Эдгару, что они находятся в землях княжества Маукмай и через два дня окажутся в стране каренов. Там у британцев есть пограничные посты на противоположном берегу от северного Сиама, и там можно остановиться, необязательно проделывать весь путь до Моулмейна.
Скоро все закончится, подумал Эдгар, все обратится лишь в воспоминание. И, не дожидаясь просьб со стороны юношей, откинул с фортепиано циновки и встал перед ним, раздумывая, что бы сыграть. Что-то соответствующее финалу, ибо если завтра мы покинем реку, то сон закончится и пианист снова станет настройщиком. Плот неторопливо плыл по течению, струны тихонько позвякивали. Сидящий на носу плота юноша обернулся.
Эдгар не знал, что сыграть, но понимал, что стоит начать – и музыка придет сама. Он подумал, что, может, стоит снова сыграть Баха, и попытался решить, какую пьесу, но сейчас музыка Баха казалась ему неуместной. Он прикрыл глаза и прислушался. И в вибрации струн услышал песню, которая много недель назад поднялась к небесам однажды ночью на Иравади, а затем снова – лунной ночью в Мандалае, когда он смотрел
Эдгар Дрейк все играл, и тут раздался выстрел и всплеск, и еще один, и еще. И только тогда он открыл глаза и увидел, как два тела плывут по реке, а третье неподвижно лежит на плоту, обратив лицо к небу.
Эдгар не отступил от фортепиано, плот лениво кружило от толчка упавших в воду тел. Река была спокойна. Эдгар не понимал, откуда стреляли. Листва на берегу легко шелестела на ветру. Дождевые облака неспешно плыли по небу. Закричал попугай, вспорхнувший на противоположном берегу. Пальцы Эдгара неподвижно зависли над клавишами.
А затем с правого берега донесся шум, и пара долбленок устремилась по течению прямо к плоту. Настройщик, не умевший управлять плотом, мог только ждать, окаменевший, точно его тоже подстрелили.
Течение медленно несло плот, и проворные лодки быстро догоняли его. В каждой сидели двое. Когда они находились ярдах в ста от него, Эдгар увидел, что это бирманцы в форме Индийской армии.
Оказавшись у плота, нападавшие не произнесли ни слова. Из каждой лодки один человек взобрался на плот. Захват был стремителен. Эдгар не протестовал, только опустил крышку на клавиатуру. Долбленки привязали к плоту веревкой, и бирманцы погребли к берегу.