Настройщик

– Нет, не так… то есть, простите, конечно, да, но я никогда прежде не слышал такого звучания, такого плача.

И хотя на площадке был ансамбль, капитан понял, что имеет в виду настройщик.

– Он называется хне, это что-то вроде бирманского варианта гобоя.

– Эта мелодия похожа на погребальную песнь.

Девушка на сцене начала танцевать, вначале медленно, опустилась на колени, изгибая тело из стороны в сторону, с каждым наклоном поднимая руки все выше, плавно покачивая ими. Или, лучше сказать, руки сами плавно покачивались, и в отблесках светильников казалось, что они плывут отдельно от плеч, словно опровергая анатомию, согласно которой руки должны присоединяться к плечам сложным сплетением костей и связок, мышц и сосудов. Просто ни один анатом никогда не видел а-йеин пве.

Музыка все еще текла медленно, выплывая из темноты на краю пве-ваинг на открытое пространство, накатываясь на танцующую девушку.

Она танцевала почти полчаса, и только когда остановилась, Эдгар выпал из состояния транса. Он повернулся к капитану, но не смог подобрать слов.

– Прелестно, мистер Дрейк, правда же?

– Я… У меня нет слов, ей-богу. Меня будто загипнотизировали.

– Так и есть. Танцоры не всегда бывают настолько хороши. По движениям ее локтевых суставов видно, что ее учили танцевать с самого юного возраста.

– Как?

– У нее очень подвижные суставы. Когда родители девочки решают, что она должна стать меймма йеин, танцовщицей, они помещают ее руки в специальные растяжки, чтобы вытянуть локтевые суставы.

– Это ужасно.

– Вовсе нет, – проговорила сидевшая слева от него Кхин Мио. Она протянула вперед руку; в локте она изящно выгибалась назад линией, похожей на очертания саунга.

– Вы танцуете? – спросил Эдгар.

– Танцевала когда-то, в молодости. – Смех. – А теперь поддерживаю гибкость, стирая английскую одежду.

Место девушки на сцене занял арлекиноподобный персонаж.

– Это любьет, шут, – прошептал Нэш-Бернэм.

Толпа смотрела на разрисованного человека, в одеждах, унизанных колокольчиками и цветами. Он что-то говорил возбужденным голосом, жестикулировал, издавал трубные звуки, имитируя оркестр, танцевал, совершал кувырки.

Кхин Мио посмеивалась, прикрывая рот рукой.

– О чем он говорит? – спросил Эдгар.

– Он шутит по поводу заказчика пве. Не знаю, будет ли вам это понятно. Вы можете пояснить, капитан?

– Нет, я с трудом понимаю, он использует слишком много жаргонных словечек, так ведь, Кхин Мио? К тому же бирманский юмор… я провел здесь двенадцать лет, и все равно его суть от меня ускользает. Кхин Мио не хочет вам объяснять, вероятно, потому, что это довольно грубо.

При этих словах Кхин Мио потупила взгляд, и Эдгар увидел, как она незаметно коснулась рукой губ, пряча улыбку.

Они некоторое время смотрели на любьета, и Эдгар начал испытывать нетерпение. Многие люди также перестали уделять внимание происходящему на сцене. Некоторые достали из корзин продукты и приступили к трапезе. Другие свернулись на циновках и даже заснули. Любьет время от времени заходил в толпу, выхватывая изо рта у людей сигары, утаскивая съестное. Один раз он подошел даже к Эдгару, потрепал его по волосам и что-то крикнул зрителям. Кхин Мио рассмеялась.

– А теперь что он сказал? – спросил Эдгар.

В ответ на его вопрос Кхин Мио снова рассмеялась.

– О, мне слишком стыдно это повторять, мистер Дрейк. – Ее глаза поблескивали в пляшущем свете глиняных светильников.

Любьет возвратился в центр сцены и продолжал болтать. Наконец Нэш-Бернэм повернулся к Кхин Мио:

– Ма Кхин Мио, может быть, стоит пойти поискать йоктхе пве?

Она кивнула и сказала что-то уже подвыпившему хозяину, который, подпрыгивая и шатаясь, подошел, чтобы пожать руки англичанам.

– Он говорит, приходите завтра вечером, – сказала Кхин Мио.

Они покинули пве и отправились дальше по темным улицам. Никакого освещения не было. Если бы не луна, их окружала бы полная тьма.

– Он не сказал вам, где мы можем увидеть йоктхе пве? – спросил капитан.

– Он сказал, что одно сейчас идет рядом с рынком, сегодня уже третья ночь. Там играют Уетхандайя Зат.

– Хммм… – одобрительно промычал капитан.

Они шли в тишине и в темноте. По сравнению с шумным пве улицы были тихи и пусты, попадались лишь бродячие собаки, которых капитан отгонял своей тростью. У дверей невидимых в потемках домов там и тут мелькали огоньки сигар, похожие на светлячков. Однажды Эдгару показалось, что Кхин Мио что-то напевает. Он посмотрел на нее. Ее белая блузка слегка трепетала на ветру; почувствовав его взгляд, Кхин Мио обернулась.

– Что вы поете? – спросил он.

– Простите? – По ее губам скользнула легкая улыбка.

– Ничего-ничего, – проговорил он. – Наверное, это просто ветер.