Настройщик

Он грезил. Ему казалось, что он скачет галопом через рисовые поля на шанском пони, в гриву вплетены цветы, которые описывают круги в воздухе, точно спицы колеса, и они проезжают мимо одетых в карнавальные костюмы привидений, мимо танцующих вспышек света на фоне бесконечной зелени. И тут он проснулся. Проснулся и увидел, что земля вокруг пустынна и сожженные рисовые стебли слегка покачиваются под ветерком, а из земли вырастают известняковые горы, города утесов и скал, в которых скрываются позолоченные Будды, растущие из пола пещер, как сталагмиты, такие древние, что сама земля начала уже покрывать их известковой пылью. И он снова задремал, а когда они ехали мимо пещер, он видел их, озаренные светильниками паломников, которые оборачивались, чтобы взглянуть на чудного иностранца, а Будды позади них дрожали, и стряхивали свой известковый покров, и тоже в сомнении смотрели, потому что тропа была пустынной, и вряд ли много англичан когда-либо проезжало по ней. И он проснулся, и перед ним на спине пони ехали юноша и женщина, чужаки, она тоже дремала, и волосы ее свободно рассыпались по спине и развевались на ветру, и цветок из них выпал, и ему снилось, что он поймал его, и он очнулся, и они пересекали ручей по мосту, и была уже заря, и внизу, под ними, мужчина и мальчик гребли на долбленке по коричневой бурливой воде, сами такого же цвета, как лодка и вода, и он видел их только благодаря изменчивому фону воды, и они были не одни, потому что, как только они проплыли под мостом, появилась другая лодка, плывущая по течению, с мужчиной и мальчиком, и он взглянул вверх и увидел тысячи гребущих людей, потому что они сами были потоком, и он спал, и была все еще ночь, и из утесов и ущелий появлялись не люди и не цветы, а нечто иное, какой-то свет, пение, и те, кто пел, сказали ему, что так светятся мифы, они живут в пещерах вместе с облаченными в белые одежды отшельниками, и он проснулся, и они рассказали ему мифы о том, что вселенная была создана гигантской рекой, по этой реке плывут четыре острова и люди живут на одном из них, а другие населены иными созданиями, которые существуют лишь в легендах, и он спал и видел, что они остановились у реки на отдых, и женщина проснулась и распутала волосы, которые ветер обмотал вокруг ее тела, и они с юношей склонились к воде и пили, и в глубине шевельнулся сом, и он очнулся, и они все скакали и скакали, и наступило утро.

Они взбирались на горы с другой стороны долины. Горы снова обступили их со всех сторон, и снова наступила ночь. Тогда Нок Лек сказал:

– Сегодня будем отдыхать. В темноте нам ничто не угрожает.

Рядом послышался громкий треск. Эдгар Дрейк подумал: еще один кабан – и повернулся, чтобы увидеть дуло пистолета, направленное прямо ему в лицо.

И осталась только траектория падения. Треск дерева, встречающегося с костями, и разлетающиеся брызги ударов, и потом – уклонение, соскальзывание, замедленное ботинками, застрявшими в металлических стременах, поводьями, запутавшимися в пальцах, освобождение, падение, треск кустов, тело на земле. Позже он сам не будет знать, сколько времени провел без сознания, будет пытаться собрать воспоминания, но не сможет, потому что значение имело лишь движение – не только его собственное, но и остальных; спускающиеся с деревьев люди, блестящие дуги веревок, взмахи ружейных стволов, метания взбесившихся пони. И когда он снова поднялся на ноги среди поломанных веток, ему открылась сцена, которая могла возникнуть за считаные секунды или, если измерять в ударах сердца или вдохах, за гораздо большее время.

Они были в седле. Кхин Мио держала в руках ружье, а юноша – саблю, подняв ее высоко над головой. Они противостояли четверым, трое – с обнаженными ножами, а у мужчины в центре в вытянутой руке пистолет. Оружие блестело, когда люди пригибались и, словно танцуя, окружали путешественников, было так темно, что этот блеск был единственным признаком их движения. И в этот момент все они были неподвижны, отблески лишь слегка подпрыгивали – возможно, от слишком возбужденного дыхания людей.