Настройщик

Перед ним лежал спускающийся к реке склон, поросший редкими деревьями и кустарником. На песчаном берегу, касаясь бортами, отдыхали лодки. Лунный свет почти ослеплял, и Эдгар снова попытался увидеть кролика, как много ночей с тех пор, как они плыли по Средиземному морю. И сейчас, впервые, он увидел его, скачущего ближе к краю лунного диска, то ли танцующего, то ли пытающегося убежать. Ниже кролика стоял густой и темный лес, тихо струились воды Салуина, увлекая за собой почти невидимое отражение неба. В лагере было тихо. Кхин Мио он не видел с того момента, как они сошли на берег. Наверное, все пошли спать, подумал он.

Воздух был свежим, почти холодным, и он стоял так несколько безмолвных минут, пока наконец не совладал с дыханием, потом повернулся и нырнул в низкий дверной проем. Закрыл за собой дверь. Внутри был небольшой матрас, накрытый москитной сеткой. Носильщик уже ушел. Сбросив ботинки, Эдгар забрался под сетку.

Он забыл запереть за собой дверь. Несильный порыв ветра распахнул ее. На крыльях маленьких ночных мотыльков танцевал лунный свет.

Утром Эдгара разбудило ощущение чьего-то присутствия, шевеление москитной сетки, горячее дыхание совсем близко от его щеки, сдерживаемый детский смех. Открыв глаза, он встретился с полудюжиной белков, радужек, зрачков, и их обладатели тут же с визгом бросились вон из комнаты.

Было уже светло и гораздо холоднее, чем на равнине. Ночью Эдгар набросил на себя легкое одеяло, так и не сняв грязного дорожного костюма. Он был так утомлен, что забыл даже умыться. Теперь постель заляпана грязью. Он выругался, а потом улыбнулся и покачал головой, подумав: сложно сердиться, проснувшись от детского смеха. Тонкие лучи света просачивались сквозь переплетения бамбуковых стен, пятная помещение крохотными солнечными зайчиками. Они принесли с собой звезды, подумал Эдгар, выбираясь из-под москитной сетки. Он направился к двери и услышал в ответ на звук своих шагов по деревянному полу возню на террасе и новые пронзительные визги. Дверь так и оставалась приоткрытой. Он выглянул наружу.

На противоположном конце террасы за углом быстро исчезла маленькая голова. Снова послышался смех. Улыбаясь, он закрыл дверь и задвинул грубо отесанный деревянный засов в паз на дверном косяке. Стянул с себя рубашку. Высохшие лепешки грязи отваливались от ткани и рассыпались на полу в пыль. Эдгар огляделся в поисках емкости для умывания, но ничего не обнаружил. Не зная, что делать с грязной одеждой, он скомкал ее и положил у двери. Надел брюки хаки, светлую хлопчатобумажную рубаху и темный жилет. Наскоро причесавшись, он собрал бумаги, которые привез доктору по поручению Военного министерства.

Когда Эдгар открыл дверь, ребятишки поджидали его. Увидев его, они бросились вниз, прочь от дома. Мальчишка, торопившийся сбежать сильнее всех, споткнулся, и остальные попадали на него сверху. Эдгар нагнулся, поднял одного из мальчишек и, пощекотав, перекинул через плечо, сам удивляясь своему ребяческому настроению. Двое оставшихся сорванцов встали рядом с ним, расхрабрившись от понимания, что рук у длинного иностранца ровно столько, чтобы держать один пакет и одного визжащего мальчишку.

На лестнице Эдгар едва не врезался в шанского мальчика постарше.

– Мистер Дрейк, доктор Кэррол послал меня за вами. Он завтракает.

Подросток взглянул на мальчишку, который смотрел на него, свисая у Эдгара с плеча вверх тормашками, и сердито сказал ему что-то на своем наречии. Ребятишки рассмеялись.

– Не сердись, – сказал Эдгар. – Тут виноват только я. Мы боролись…

– Боролись?

– Ладно, не бери в голову, – проговорил Эдгар, уже немного смущаясь.

Он поставил мальчишку на землю, и вся компания упорхнула прочь, точно стайка птиц, выпущенных из клетки. Оправив рубашку и пригладив ладонью волосы, он последовал за старшим мальчиком вниз по лестнице.

Когда они вышли на поляну, Эдгар остановился. Темно-синие тени ночных воспоминаний превратились в пышное цветение, свисающие с ветвей орхидеи, розы, гибискусы. Повсюду летали бабочки, маленькие порхающие цветные лоскутки наполняли воздух, как праздничное конфетти. На открытом месте дети играли с плетеным тростниковым мячом, сопровождая его непредсказуемые прыжки по неровной почве возбужденными криками.

Они продрались по тропинке через кустарник и вышли на песчаный берег, где доктор Кэррол сидел за маленьким столиком, накрытым на двоих. На нем была накрахмаленная льняная рубаха с подвернутыми манжетами. Волосы были тщательно причесаны, он улыбнулся, увидев настройщика. При солнечном свете Эдгару сразу вспомнилась фотография доктора, которую он видел в Лондоне. Она была сделана лет двадцать назад, но он узнал широкие плечи, волевую линию носа и нижней челюсти, аккуратную прическу и темные усы, теперь тронутые сединой. Что-то еще было общим с тем снимком – манера держаться, нечто, скрытое во взгляде живых голубых глаз. Доктор протянул Эдгару руку:

– Доброе утро, мистер Дрейк. – Рукопожатие шершавой ладони было сильным. – Надеюсь, вы хорошо выспались.