Кэррол повел маленький отряд к лагерю другой дорогой, через сожженный лес. В отличие от того пути, которым они ехали утром, этот был раскаленным и ровным, растительность вокруг иссушила жара, но доктор все равно несколько раз останавливался, чтобы показать Эдгару новые растения: крошечные орхидеи, прячущиеся в тени; безобидные на вид цветы-кувшинчики, хищные наклонности которых Кэррол живописал во всех деталях; деревья, что дают воду, резину, лекарственные средства.
Пустынная дорога провела их мимо старинного храмового комплекса с дюжинами стоящих рядами пагод. Постройки были разного размера, возраста и формы – некоторые свежепокрашенные и покрытые узорами, другие поблекшие и осыпающиеся. Стены одной из пагод повторяли форму свернувшейся змеи. Здесь царила неземная тишина. С места на место перелетали птицы. Единственный человек, которого они увидели, был монах, на вид такой же древний, как сами храмы, темнокожий и морщинистый, весь пропыленный. Когда они приблизились, он подметал дорожку, и Эдгар увидел, как Кэррол сложил ладони и слегка поклонился старику. Дряхлый монах не ответил ничего, просто продолжал мести пыль, тростниковая метла двигалась в гипнотическом ритме его пения.
Путь был долгим, и Эдгар в конце концов устал. Он думал о том, сколько доктор путешествовал по плато, если ему известен здесь каждый ручей, каждый холм, и о том, что, случись им расстаться, он не смог бы найти дороги назад. На какой-то краткий миг эта мысль напугала его. Но я показал, что доверяю ему, когда отправился на эту прогулку, подумал он, так что у меня нет причин сомневаться. Тропа сузилась, и доктор поехал впереди. Эдгар глядел на его прямую спину, на руку, покоящуюся на поясе, на всю собранную, подтянутую фигуру.
Из леса они выехали на широкий горный гребень и вернулись в долину, из которой выезжали утром. Когда Эдгар со склона очередного холма увидел Салуин, солнце уже садилось. А когда они добрались до Маэ Луин, было уже темно.
На следующее утро Эдгар успел проснуться до прихода детей и спустился к реке. Он ожидал найти там доктора за завтраком или, может быть, встретить Кхин Мио, но берег был пуст. Волны Салуина плескались о песок. Он поискал взглядом птиц на другой стороне реки. Кто-то вспорхнул. Еще один королевский зимородок, подумал Эдгар и улыбнулся про себя – начинаю постигать. Он вернулся на поляну. Навстречу ему от домиков спускался Нок Лек.
– Доброе утро, мистер Дрейк, – поприветствовал юноша.
– Доброе утро. Я искал доктора. Ты не знаешь, где он?
– Раз в неделю доктор бывает в своей… как это говорится?
– Доктор в своей приемной?
– Да, в приемной. Он послал меня за вами.
Нок Лек повел Эдгара по маленькой дорожке к лагерным строениям. Когда они подходили к приемному покою доктора, туда вошла пожилая женщина, она держала плачущего ребенка, туго запеленутого в пеструю ткань. Они последовали за ней.
Помещение было заполнено народом, несколько дюжин мужчин и женщин в разноцветных одеждах и тюрбанах сидели, стояли, держали на руках детей, заглядывали через головы друг друга, пытаясь рассмотреть доктора у дальней от входы стены. Нок Лек провел настройщика сквозь толпу, тихим голосом прося пропустить их.
Доктор, сидя за широким столом, слушал через стетоскоп ребенка. Не отрываясь от своего занятия, он шевельнул бровями в знак приветствия. Ребенок безвольно лежал на коленях молодой женщины. Эдгар решил, что это, должно быть, мать. Она была совсем юной, лет пятнадцати-шестнадцати, глаза заплаканные и усталые. Как и у большинства остальных женщин, волосы у нее были убраны под широкий тюрбан, с непринужденным изяществом венчавший голову. На ней было подвязанное поясом на бедрах платье из домотканой материи с узором из переплетающихся геометрических фигур. Платье сидело на ней почти элегантно, но Эдгар заметил, что ткань по краям обтрепалась. Ему вспомнился рассказ доктора о засухе.
Спустя довольно продолжительное время Кэррол наконец убрал стетоскоп. Он что-то сказал женщине по-шански, затем повернулся и стал рыться в шкафу, стоявшем у него за спиной. Через его плечо Эдгар видел ряды аптечных склянок.
Доктор заметил его интерес.
– У меня здесь почти все то же самое, что и у любого английского аптекаря, – сказал он, подавая женщине маленький флакончик с темной жидкостью. – Настойка Варбурга и мышьяк от лихорадки, пилюли Кокля и хлородин, пудра Гоа от круглых глистов, вазелин, мазь Холловея, порошок Давера, лауданум от дизентерии. А еще вот это. – Он показал на ряд немаркированных флаконов с листьями и мутными жидкостями, расчлененными насекомыми и ящерицами, плавающими в настоях. – Местные средства.