– Конечно, инструмент расстроен. Об этом можно даже не говорить. Сухой сезон наверняка привел к ссыханию деки, растяжению струн и, следовательно, понижению тона звучания. Если это понижение существенно, я могу поднять его на целый полутон, а затем оставить инструмент как минимум на двадцать четыре часа, прежде чем провести дальнейшую тонкую подстройку. Естественно, проблема здесь в том, что когда снова начнутся дожди, дека разбухнет, потому повышенное натяжение может привести к ужасному ущербу. Этого стоит ожидать, но военные вряд ли задумывались об этом. Я подумаю, как решить или хотя бы уменьшить эту проблему; вероятно, мне придется научить кого-нибудь здесь настройке. – Неожиданно он остановился. – Господи, я же совсем забыл. В записке, которую вы послали мне в Мандалай, вы написали, что в фортепиано попала пуля. Невероятно, что я не вспомнил об этом до сих пор. Это все меняет. Доктор, можете ли вы показать мне повреждения?
Кэррол обошел фортепиано и поднял крышку. Помещение наполнил резкий запах. Он казался непривычным, пряным и тяжелым.
– Прошу прощения за запах, мистер Дрейк. Это куркума. Один из шанов предложил мне посыпать ею фортепиано изнутри, чтобы уберечь его от термитов. Вероятно, вы в Лондоне не пользуетесь такими средствами. – Он рассмеялся. – Но кажется, что это действительно помогает.
Крышка открывалась так, что свет от окна не попадал внутрь инструмента, и Эдгар тут же увидел отверстие, пробитое пулей, овальную дыру в деке, сквозь которую виднелся пол. Кэррол в своей записке указал верно, пуля разорвала все три струны “ля” четвертой октавы, и теперь они болтались, закручиваясь на колках, как пряди нерасчесанных волос. Выстрел в живот, подумал Эдгар, и у него мелькнула мысль рассказать доктору о временах Террора во Франции. Но вместо этого он посмотрел на внутреннюю сторону крышки. На ней осталась отметина от пули, но отверстия не было – видимо, выстрел оказался не настолько сильным, чтобы пробить крышку.
– Вы достали пулю? – спросил он и, чтобы самому ответить на свой вопрос, ударил по клавише.
Дека задребезжала. Многие клиенты в Лондоне обращались к нему из-за “жуткого грохота”, который оказывался результатом того, что внутрь фортепиано случайно упала монетка или шуруп, который и дребезжал по деке, когда она вибрировала. Эдгар вгляделся в темное нутро инструмента, нашел пулю и достал ее.
– Сувенир, – проговорил он. – Можно, я возьму ее себе на память?
– Конечно, – ответил доктор. – Ну что, повреждение серьезно?
Эдгар опустил пулю в карман и снова заглянул внутрь инструмента.
– Похоже, не так все страшно. Придется заменить струны, и надо еще раз взглянуть на деку, но я думаю, что все будет в порядке.
– Наверное, вы хотите приступить к делу. Не буду больше вам мешать.
– Да, я могу начать. Надеюсь, я вас не утомил?
– Нет-нет, нисколько, мистер Дрейк. Я получил большое удовольствие – преимущественно познавательное. Я понял, что мне достался превосходный помощник. – Кэррол протянул настройщику руку: – Желаю вам удачи с этим пациентом. Позовите, если вам что-то понадобится.
Он повернулся и вышел, прикрыв за собой дверь. Пол задрожал. Эдгару послышался тихий отзвук струн.
Эдгар подошел к табурету. Садиться он не стал – всегда считал, что настраивать инструмент лучше стоя.
Ну что ж, начнем, подумал он. Ударил по “до” средней октавы. Слишком низко. Он попробовал на октаву ниже, а потом – “до” остальных октав. Та же проблема: все почти на полтона ниже, чем надо. Верхние ноты были еще хуже. Он наиграл первые такты “Английской сюиты”, пропуская клавишу с разорванными струнами. Эдгар не переоценивал свое исполнительское мастерство, но ему нравилось прикосновение к холодной слоновой кости клавиш, нравились движения мышц во время игры. Он вдруг осознал, что не играл уже не один месяц, и остановился после нескольких тактов: фортепиано было так ужасно расстроено, что его звучание вызывало боль. Теперь Эдгар понимал, почему доктор не хочет играть на нем.
В первую очередь предстояло устранить, как он любил говорить, “структурные повреждения”. Для данного “Эрара” это означало починить порванные струны и резонансную деку. Эдгар обошел инструмент, отвинтил шурупы петель, державших крышку, и положил их в карман. Потом потянул крышку так, что она заскользила по верху корпуса, пока не оказалась в равновесии на краю корпуса. После чего опустился на колени, приподнял крышку, снял и аккуратно прислонил ее к стене. Без крышки внутрь инструмента проникало достаточно света для работы.