Настройщик

Вскоре на том берегу собралась кучка людей, они погрузились в плоскодонку и переплыли к нам. Их ужас при виде мертвого тела умеряло лишь то, что всех нас не постигла та же участь. Они уже опасались, что все мы мертвы. После долгих споров двое поплыли обратно и вернулись еще с одной плоскодонкой. Мы привязали ее к первой, а сверху погрузили фортепиано и тело молодого человека. Так мы и переправили фортепиано через Салуин. На этом импровизированном плоту оставалось место лишь для двоих, поэтому я наблюдал за переправой с берега. Действительно, это было странное зрелище – фортепиано, качающееся на волнах посреди реки, двое людей, скрючившихся под ним, и тело третьего, распростертое сверху. Когда они выносили фортепиано на берег, очертания трупа напомнили мне “Снятие с креста” ван дер Вейдена, и этот образ навсегда остался в моей памяти.

Так и завершилось наше путешествие. Молодому человеку устроили похороны, а спустя два дня состоялся праздник в честь прибытия фортепиано. Тогда мне и представилась первая возможность сыграть на нем для деревенских жителей, но довольно коротко, так как, к сожалению, оно уже было расстроенным. Однако я собирался решить эту проблему, причем самостоятельно. Фортепиано временно поместили в амбар, и мы начали поспешно возводить для него специальное помещение. Но это история для другого отчета.

Майор медицинской службы Энтони Дж. Кэррол,

Маэ Луин, Шанские княжества

Эдгар задул свечу и откинулся на подушку. В комнате было прохладно. Снаружи ветви деревьев скребли по тростниковой крыше. Он старался заснуть, но не мог отделаться от мыслей, его преследовали образы из письма доктора, воспоминания о собственном путешествии, сожженные поля и густые джунгли, нападение дакоитов, размышления о том, как давно он уже покинул родину. Наконец он открыл глаза и снова сел. В комнате было темно, обстановка смутно проступала сквозь москитную сетку.

Он зажег свечу и взял письмо. Колеблющийся огонек отбрасывал его тень на сетку изнутри; он начал перечитывать написанное доктором. Может быть, стоит послать это Катерине вместе со следующим своим письмом? Он пообещал себе, что напишет его скоро.

Где-то на полпути “Эрара” через плато свеча погасла.

Он проснулся с письмом, так и оставшимся лежать у него на груди.

Эдгар не стал утруждать себя бритьем и умыванием, а быстро оделся и отправился прямо в дом с фортепиано. Но у самых дверей он передумал и решил, что надо все-таки вначале поздороваться с доктором, поэтому поспешил по лестнице вниз, к реке. На полпути он встретил Нок Лека.

– Доктор завтракает у реки?

– Нет, сэр, сегодня нет. Сегодня утром он уехал.

– Уехал? И куда же?

– Я не знаю.

Эдгар почесал в затылке.

– Странно. И он ничего тебе не сказал?

– Нет, мистер Дрейк.

– И часто он так уезжает?

– Да. Очень часто. Он – важная персона. Как князь.

– Князь… – Эдгар помолчал. – И как ты думаешь, когда он вернется?

– Не знаю. Он мне не говорит.

– Ну, тогда… Он не просил мне ничего передать?

– Нет, сэр.

– Очень странно… Я подумал…

– Он сказал, что вы весь день будете заниматься инструментом, мистер Дрейк.

– Да, конечно. – Эдгар снова помолчал. – Ну ладно, тогда я пойду работать.

– Вам принести завтрак туда, мистер Дрейк?

– Благодарю, это было бы очень любезно.

Он начал рабочий день с молоточков, их следовало восстанавить так, чтобы они давали чистый тон при ударе по струнам. В Англии Эдгар часто приступал к настройке тона только после завершения тонкой подстройки высоты звука, но сейчас его очень беспокоил тон – он был либо слишком жестким и дребезжащим, либо, наоборот, глухим и мягким. Жесткий войлок он поддевал иголками, чтобы размягчить, а мягкий прессовал зажимом, чтобы сделать жестче, формируя головки молоточков так, чтобы они касались струн под одинаковым углом. Он проверил тон, пробежав по всем клавишам каждой октавы подряд, затем – вразбивку и, наконец, ударяя по отдельным клавишам, чтобы заметить возможную оставшуюся глубоко скрытую жесткость.

Наконец Эдгар решил, что можно переходить к тонкой настройке. Он начал на октаву ниже той, где были поврежденные пулей струны. Просунул клинья между струнами каждой клавиши, чтобы оттянуть боковые и чтобы при ударе по клавише звучала только средняя струна. Он нажимал клавишу, заглядывал внутрь фортепиано и поворачивал колок. Когда средняя струна была настроена, Эдгар переходил к боковым, а заканчивая с каждой нотой, спускался на октаву ниже (как строитель, вначале закладывающий фундамент дома, всегда объяснял он ученикам), следуя знакомому принципу, поворачивая колки, проверяя: клавиша – колок – клавиша, ритм, нарушаемый только автоматическими шлепками по москитам.