Читаем Настройщик полностью

Две недели до того, как фортепиано нужно будет снова подстроить, сказал Эдгар доктору. Не сказал он ему только, что теперь, когда произведена основная настройка, регулировка и настройка тона, поддерживать “Эрар” в настроенном состоянии будет относительно несложно и он может научить этому самого доктора или даже кого-то из его шанских помощников. Можно было сказать ему это, подумал он, и оставить ему молоточек для настройки, это было бы только правильно. А потом он подумал: я так долго не был дома, Может быть, слишком долго.

Он мог бы сказать ему это, и обязательно скажет, потом, ведь слишком торопиться тоже нельзя, напомнил он себе.

К тому же, подумал он, я только что приехал.

15

Доктор Кэррол не вернулся ни на следующий день, как планировалось, ни еще через день. Лагерь казался опустевшим, Эдгар не видел ни Нок Лека, ни Кхин Мио. Он сам удивился, что подумал о ней только теперь, что его настолько захватило возбуждение от общения с инструментом. С момента их приезда он видел ее лишь однажды. Она прошла мимо, когда он был с доктором, вежливо кивнула и остановилась, чтобы прошептать что-то доктору на ухо по-бирмански. Она стояла совсем близко к доктору и взглянула на Эдгара, который быстро отвел глаза и уставился на реку. Он хотел бы понять, было ли что-нибудь особенное в их разговоре, прикосновение или обмен улыбками. Но она лишь слегка поклонилась и грациозно пошла дальше по тропинке.

Утро он провел, занимаясь мелкой доводкой “Эрара” – подкручивал некоторые струны, подмазывал те участки деки, на которых было недостаточно смолы. Но вскоре работа утомила его. Фортепиано было настроено хорошо – возможно, это была не самая исключительная его работа, потому что у него не было полного набора необходимых инструментов, – но оставались еще некоторые возможности для улучшения состояния фортепиано, принимая во внимание обстоятельства.

После полудня он оставил “Эрар” и спустился к Салуину. У реки, на неровных камнях, выступавших из воды, несколько мужчин забрасывали сети и тут же усаживались ждать. Он расстелил одеяло и устроился под ивой, глядя, как две женщины отбивают о камни белье, обнаженные, не считая подвернутых и стыдливо завязанных вокруг груди тхамейн. Он задумался, обычно ли это для шанов или это влияние английской культуры.

Мысли его бесцельно блуждали от реки и гор и дальше, к Мандалаю, и еще дальше. Эдгар спросил себя, интересно, что военные думают по поводу его исчезновения. Может, никто и не заметил, ведь Кхин Мио тоже уехала, а капитан Нэш-Бернэм в Рангуне, и еще он подумал, сколько же дней уже, как я уехал из Мандалая? Он надеялся, что они не сообщили ничего Катерине, потому что она наверняка станет волноваться, и успокаивал себя лишь тем, что она очень далеко, а новости идут медленно. Эдгар попытался сосчитать, как давно он покинул дом. И удивился, обнаружив, что не помнит даже в точности, сколько дней он уже в Маэ Луин. Путешествие через плато Шан казалось вообще провалом во времени, мгновением, калейдоскопом серебряных храмов и темных джунглей, илистых рек и быстро скачущих пони.

Исключенный из времени, подумал Эдгар и еще подумал о том мире, который словно ждал его где-то вовне. Кажется, я покинул Лондон только этим утром. Ему понравилась эта мысль. Может быть, так оно и есть. На самом деле мои часы остановились в Рангуне, Катерина в Англии только что вернулась домой из порта. Наша постель еще хранит исчезающее тепло двух тел. Может быть, она все еще будет теплой, когда я вернусь. Мысль его летела все дальше. Однажды я выберусь из долины Салуина и пойду обратно через горы в Мандалай, и я еще одну ночь проведу, глядя на йоктхе пве, и история на этот раз будет другой, история возвращения, и я поплыву на пароходе обратно вниз по реке, и там я встречу солдат и за джином добавлю свои истории к их. На этот раз путешествие будет быстрее, потому что нас будет нести по течению, а в Рангуне я снова пойду в Шведагон и увижу, как вырос ребенок женщины, окрашенной куркумой, я сяду на другой пароход, и мои чемоданы станут тяжелее, потому что я буду везти подарки: серебряные ожерелья и расшитые ткани, а еще музыкальные инструменты для новой коллекции. На пароходе я буду проводить дни, глядя на те же горы, что я видел, когда плыл сюда, только на этот раз я буду стоять у правого борта, и поезд помчится через Индию, как и раньше, он будет подниматься вверх от Ганга вместе с молитвами паломников, солнце станет всходить за спиной, а подниматься впереди, и мы будем гнаться за ним; может, на каком-нибудь пустынном полустанке я услышу окончание истории бродячего поэта. На Красном море я встречу старика, и я расскажу ему, что слышал песни, но иные, чем он. Воздух над Красным морем будет сухим, и влага испарится с моих часов невидимым туманом, и они снова пойдут, затикают, и будет столько же времени, как в час моего отбытия.

Он услышал звук шагов, вклинившийся в его дневные грезы, и обернулся. В тени ивы стояла Кхин Мио.

– Я вам не помешаю?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Измена в новогоднюю ночь (СИ)
Измена в новогоднюю ночь (СИ)

"Все маски будут сброшены" – такое предсказание я получила в канун Нового года. Я посчитала это ерундой, но когда в новогоднюю ночь застала своего любимого в постели с лучшей подругой, поняла, насколько предсказание оказалось правдиво. Толкаю дверь в спальню и тут же замираю, забывая дышать. Всё как я мечтала. Огромная кровать, украшенная огоньками и сердечками, вокруг лепестки роз. Только среди этой красоты любимый прямо сейчас целует не меня. Мою подругу! Его руки жадно ласкают её обнажённое тело. В этот момент Таня распахивает глаза, и мы встречаемся с ней взглядами. Я пропадаю окончательно. Её наглая улыбка пронзает стрелой моё остановившееся сердце. На лице лучшей подруги я не вижу ни удивления, ни раскаяния. Наоборот, там триумф и победная улыбка.

Екатерина Янова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза