Нация прозака

Почему любой литературный портрет Роберта Лоуэлла, или Джона Берримена, или Энн Секстон, или Джин Стаффорд, стольких писателей и художников, стремится увековечить мысль о том, что их гений был результатом безумия. Хотя искусство зачастую находит вдохновение в печали, давайте не будем обманывать себя, не будем закрывать глаза на то, как много времени все эти люди потратили впустую и потеряли из-за своего несчастья. Столько часов, которые могли бы быть потрачены на творчество, ускользали от них, когда приходило парализующее отчаяние. Никто из них не писал во время депрессии. Если они страдали от маниакально-депрессивного синдрома, они работали во время приступов гипомании, продуктивной предшественницы маниакальной фазы, когда творческая энергия находится на пике; если же у них была простая, монополярная депрессия, они творили во время передышек в болезни. Я не говорю, что мы должны отрицать заслуженное место грусти среди источников поэзии и других форм искусства, но давайте перестанем называть это состояние безумием, давайте перестанем притворяться, что само это ощущение может быть интересным. Давайте назовем его депрессией и смиримся с тем, что она скучна. Да, конечно, безумие привлекает толпы, продается, поддерживает на плаву the National Enquirer[337], но столько людей страдает от депрессии молча, и никто об этом не знает, и их состояние остается невидимым до тех пор, пока безумие не толкнет их на выходки, которые уже не проигнорировать. Депрессия – это не харизматичная болезнь, а, скорее, полная противоположность тем живым вибрациям, что ассоциируются у нас с безумием.