Нация прозака

Опаснее всего здесь когнитивный диссонанс, который может привести к смерти. Из-за того, что у атипичной депрессии, в отличие от нормальной, не существует ярко выраженного пика – или, если быть точной, надира, – потому что она лишена какой бы то ни было логики развития и просто набирает обороты со временем. Она может довести свою жертву до крайнего отчаяния так внезапно, что вопрос о лечении встает уже после того, как пациент совершает неожиданную и, на первый взгляд, беспричинную попытку самоубийства.

Доктор Стерлинг, все специалисты в Маклин и все остальные психиатры, к которым я обращалась, признавали, что никто не знает, почему точечное серотонинергическое действие флуоксетина помогает при атипичной депрессии, а трициклики нет. Доктор Стерлинг могла еще давно прописать мне какой-нибудь имипрамин, но все исследования ставили его пользу под сомнение. Ингибиторы моноаминоксидазы очень токсичны, особенно если смешать их с неправильными продуктами, так что, учитывая мое рискованное состояние, доктор Стерлинг ни при каких обстоятельствах не прописала бы мне один из этих препаратов. К тому же долгое время считалось, что лечить атипичную депрессию стоит исключительно через терапию. Но теперь, когда флуоксетин появился в продаже под маркой «Прозак», похоже, для этой болезни наконец-то придумали химическое противоядие.

Пока я валяюсь в Стиллмане и слушаю, как доктор Стерлинг рассказывает мне о диагнозе и о том, какой у меня есть выбор, со мной происходят интересные вещи. Когда мое состояние сужается до этих научных терминов, до болезни, которую я могу найти в пособии Американской психиатрической ассоциации, у меня снова появляется надежда. Это не просто депрессия, это атипичная депрессия. Кто бы знал, что у происходящего со мной есть имя и что мои симптомы можно перечислить с такой точностью. В книге «Понимая депрессию» Дональд Кляйн и Пол Вендер[339] описывают больных атипичной депрессией как людей, которые «положительно реагируют на позитивные события, могут наслаждаться простыми удовольствиями жизни, такими как еда и секс, и частенько слишком много спят или едят. Их депрессия – скорее хроническая, чем периодическая, началась в подростковом возрасте, чаще всего проявляет себя через отсутствие энергии и интереса к жизни, отсутствие инициативы и повышенную чувствительность к частым – в особенности романтическим – отказам». Эти предложения идеально описывают мои симптомы, и внезапно я чувствую себя не такой одинокой. Я так долго пыталась понять, что со мной не так и почему я чувствую себя так ужасно, но при этом до сих пор не развалилась на кусочки. Я годами думала, что никто не станет помогать мне до тех пор, пока мое состояние не обострится еще сильнее, подобно человеку, который знает, что он не сможет самостоятельно заработать столько, сколько может предложить пособие по безработице, и погружается в нищету, чтобы получать помощь от государства.

Доктор Стерлинг говорит, что с самого начала подозревала, что мои эмоции и поведение довольно точно укладывались в схему атипичной депрессии. Но она никогда не говорила мне об этом, потому что особых причин определять симптомы депрессии в конкретную категорию нет, если только терапевт не собирается прописать пациенту антидепрессанты. Добавьте в уравнение прозак – и внезапно у меня появляется диагноз. Это кажется странно нелогичным: ведь это не моя болезнь привела меня к флуоксетину, а изобретение препарата привело меня к моей болезни. Вначале мне кажется, что все должно было происходить в прямо противоположном порядке, но позже, когда я узнаю, что в психиатрии так часто случается: что изобретение нового препарата, допустим, от шизофрении приводит к тому, что число пациентов, которым диагностировали шизофрению, растет, – и я начинаю понимать эту логику. Это строго марксистская фармакология, где материальное – или скорее фармацевтическое – определяет интерпретацию истории болезни. Но прямо сейчас, лежа в Стиллмане, я не в том положении, чтобы предаваться критическим размышлениям. Мне просто напоминают о том, что я всегда знала, что моя депрессия наступила постепенно, а затем внезапно – что кажется парадоксом, но на то она и атипичная депрессия.