Венчались в церкви Рождества Пресвятой Богородицы, в которой Вероник знали с детства, поэтому особо с розыском не напрягались, положились на привезенные нами «Предбрачные свидетельства». Объявили трижды о предстоящем браке, чтобы каждый, кто знает причину, мешающую этому, высказался. Таковых не нашлось. На венчании присутствовали обе старшие сестры с семьями. Стефани приехала с мужем за два дня до мероприятия, поселились на третьем этаже гостинцы «Швейцарская». Алексей Суконкин уже капитан, служит в Киеве. У них родилась дочь, но умерла через год.
Если честно, на венчании мне было скучно. Столько раз уже женился, что скоро аллергия начнется. Наблюдал за Вероник, которую переполняли эмоции. Как бы в обморок не грохнулась. Священник был стар и дряхл, с трясущимися руками. Ему бы пора на покой, но что-то, видимо, мешает. Он привычно отбубнил ритуальные фразы и, как мне показалось, вздохнул облегченно, что справился, не подвел. На выходе из церкви Вероник заплакала, наклонив голову, чтобы не заметили это. Значит, весь год не верила, что все-таки замужем. В пролетке вытерла слезы платочком, который достала непонятно откуда.
Отмечали в банкетном зале гостиницы «Швейцарская» в семейном кругу. Не потому, что мне жалко было денег. В банкетный просто не вмещалось больше, а сдать весь ресторан администрация отказалась. Заботились об остальных постояльцах.
На следующее утро дамы отправились по магазинам, а мы с капитаном Суконкиным зашли в винный погреб неподалеку от гостиницы. Вниз вела каменная лестница из двенадцати крутых ступеней. Представляю, сколько клиентов поплатилось на ней здоровьем из-за неумение пить. Внутри было так прохладно, что меня в пот бросило. Зал был разделен на две части: в правой находились большие бочки, на тонну, не меньше, положенные на бок, а в левой — шестиместные, тяжелые, дубовые, под старину, столы и скамьи. При этом помещение освещалось двумя трехламповыми люстрами. Юный половой, черноволосый и смуглолицый, одетый в чистый белый передник, сразу поставил перед нами две глиняные тарелки с нарезанным большими кусками пшеничным хлебом и тонкими — брынзы, после чего предложил по карте вин.
— Мне каберне прошлого года, — сразу сказал я.
— Давай и я попробую, чтобы знать, что тебе нравится! — иронично произнес свояк.
Вино было тяжелое, терпкое, густо насыщенное танинами, сушило нёбо и оставляло привкус черной смородины. Вообще-то, мне нравятся сладкие вина. Каберне — единственное исключение, появившееся еще в молодости, когда я не шибко разбирался в спиртных напитках. Для капитана Суконкина оно оказалось открытием.
— Надо же, какой интересный вкус! — молвил он восхищенно.
Я бы удивился, если бы было иначе. У нас ведь вкусы совпадают, особенно на женщин.
— Как служба на новом месте? — завел я разговор.
— Скучновато. Я теперь не занимаюсь оперативной работой, все больше в кабинете сижу, анализирую информацию, добытую другими, — рассказал он.
— Столыпин не собирается к вам в гости? — поинтересовался я.
— Нет, а что? — задал он встречный вопрос.
— На него будет совершенно покушение в театре, — сообщил я.
— На него уже было десять покушений! — весело отмахнулся свояк.
— Это будет последним, успешным, — предсказал я, — потому что направлять убийцу будут из дворца.
— Откуда ты знаешь?! — удивленно спросил он.
— Одна бабка сказала! — отшутился я. — Если будешь передавать эту информацию, на меня не ссылайся и учитывай, что знающих слишком много отправляют слишком далеко.
— Вероник рассказала Стефани, что китайская провидица открыла тебе будущее. Так это? — зашел он с другой стороны.
— Да, — признался я.
— Не поделишься со мной? — предложил он.
— Запросто! Ты все равно не поверишь! — улыбнувшись, заявил я. — Летом четырнадцатого начнется война, которую позже назовут Первой мировой. В результате нее развалятся четыре империи: Российская, Германская, Австро-Венгерская и Турецкая. В семнадцатом в России случатся сразу две революции: в феврале капиталистическая, в октябре социалистическая. Власть перейдет к рабочей партии большевиков. Начнется гражданская война, которую они выиграют, после чего национализируют все богатства страны и загонят стадо в такое стойло, в сравнение с которым крепостное право покажется раем. Так что в феврале семнадцатого, когда станешь свободен от присяги царю, которого расстреляют вскорости, собирай вещички и двигай в Швейцарию, где будем жить мы. Помогу обустроиться на новом месте.
— Ты это серьезно говоришь?! — как я и предполагал, не поверил капитан Суконкин.
— Серьезней не придумаешь, — ответил я. — Надеюсь, это дойдет до тебя после убийства Столыпина в киевском театре.
— Не дойдет! Не хочу и не могу даже слышать такое! — заявил он.
Да, нормальному человеку в это трудно поверить. Я вот тоже думал, что СССР будет вечен, что так и умру в тюрьме народов.
139