Национальный предрассудок. Эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей

Сегодня днем ходили на социально-политическое мероприятие – обращение к Пателю[638], новому спикеру Законодательной ассамблеи, членов его касты (или общины) в Бомбее. Патель – выходец из сельской касты в Гуджарате, где он сделал сногсшибательную карьеру. Симпатичный старик, похож на мелкого пророка; бесстрастный, загадочный, иронический блеск в глазах, вместе с тем невероятно отважен и готов страдать за свои убеждения. Думаю, он уже успел посидеть за решеткой.

Презентация являла собой любопытный спектакль, напомнивший своей несообразностью подобные же итальянские мероприятия. Дети пели хором, играл оркестр, все громко разговаривали, кто-то монотонно, нараспев декламировал стихи на гуджарати, а оркестр в это же время наяривал: «Почему, ох, почему, целуешь ты мою девчонку?». Произносились речи, много речей, но истошный крик ворон и галок, укладывавшихся спать на деревьях, был столь оглушителен (никогда раньше не видел столько птиц, от грифов до воробьев; вороны сидят на крыше гостиницы, а по главным улицам летают воздушные змеи), что не слышно было ни единого слова. В конце на шею всем известным людям, присутствовавшим на церемонии, в том числе и нам, надели гирлянды цветов, от которых исходило необыкновенное благоухание. После этого мы вышли в сад и съели мороженое, горячие клецки, начиненные приправленным кари рубленым мясом, потом шоколадные конфеты и все это запили пряной минеральной водой. Такое вот блюдо! Эти люди – Патель и другие, стоявшие вместе с ним на возвышении, – понравились мне больше журналистов. В них есть жизнь, есть сила духа. <…>

* * *

Роберту Николсу

Вилла «Ино-Колли», Кортина д’Ампеццо (Беллуно), Италия

14 ноября 1926

<…> Как там Англия? К сожалению, всякий раз, когда я возвращаюсь домой, мне совсем не попадаются новые люди. Та же старая компания, которая медленно варится в собственном соку. Должны же быть молодые люди – вот только их не видно. Может быть, Вы их видите? Соглашусь с Вами: поступки иных наших современников непостижимы; мне кажется, это следствие их непроходимой глупости. Эйнштейн непостижим, так как слишком умен; собаки непостижимы, так как слишком глупы. Эти находчивые молодые французы и те, кто им подражает, глупы, как собаки. Они хотят отменить психологию, отменить разум, отменить размышления, анализ – все, что находится за пределами непосредственного ощущения. И чем эти ощущения острее, чем меньше в них человеческого – тем лучше. А может, все дело в том, что эти люди принадлежат к иному, чем мы, виду – виду, который доволен уже тем, что существует, для которого смысл жизни – чувство и действие, а не мысль. Этот вид так общителен, что счастлив от одного лишь присутствия других человеко-животных. Его так легко развлечь, что на всем жизненном пути, от колыбели до могилы, принадлежащие к этому виду только и делают, что играют в игры[639]. Чем лучше я узнаю человеческие существа, тем больше убеждаюсь в особой, почти родовой разнице между ними. Один человеческий вид с трудом может поддерживать отношения с другим человеческим видом. И может быть, жаль, что они, совокупляясь, оставляют потомство. А впрочем, возможно, это и неплохо – ведь в противном случае размышляющий вид доконал бы себя размышлениями, тогда как другие виды поглупели бы настолько, что не сумели бы успешно конкурировать с животными. В этом мире выживают гибриды.

Рад, что книга[640] Вам понравилась; мне тоже. По-моему, это именно то, что нужно: очерки разнообразны, в них всего понемногу – своего рода хаос, но хаос утонченный. <…>

* * *

Леонарду Хаксли

Вилла «Маджетта», Форте-деи-Марми (Лукка), Италия

Июль 1927

Дорогой отец,