Проходя мимо, Жваков увидел, что борт ближней машины истыркан следами от пуль и осколков. «Студебеккерам», значит, тоже досталось.
Бакин, опираясь на костыли, передвигался быстрее и легче Жвакова. Он забегал вперед и останавливался, поджидая отставшего.
– Ведь клево, – сказал, в очередной раз остановившись, и предложил костыли Жвакову. – Попробуй.
– Нет, не хочу, – отказался Жваков.
– Надо беречь ногу, ты ею в футбол играешь, – сказал Бакин.
Они стояли на гребне холма, откуда дорога спускалась в долину. Уходила вдаль, теряясь среди холмов, и других дорог не было. Не та ли это дорога, на которой произошло недавнее побоище? – спрашивал себя Жваков и не знал ответа.
– Где мы? – спросил Бакин.
– Не знаю, – сказал Жваков.
– Это бдык, – сказал Бакин.
Постояв, повернули обратно.
– Когда-то у всех стояло приложение в фоне, – сказал Жваков, – которое показывало карту и твое место на ней. Ты помнишь?
– Помню, – сказал Бакин, – но, наверное, кто-то решил, что вредно знать о себе слишком много.
Окно, через которое вылезали, было закрыто, но дверь, когда подошли, оказалась не заперта. Время уже близилось к завтраку. Медсестра катила по коридору тележку с едой. В программе была молочная рисовая каша, какао и крашенные по старинному рецепту яйца вкрутую – каждому по два.
– Решили пройтись? – поинтересовался Ираклий, глядя на неснятые бахилы на ногах Жвакова.
– Уже прошлись, – сказал Жваков. Он стянул с ног бахилы и отправил в контейнер для мусора.
– Хотим в Тибет, к монахам, – сказал Бакин.
– Тем самым монахам, – уточнил Жваков. – Думаем, человека они удерживают у себя, а запись в Книге памяти фейковая.
– Есть такой вариант, – согласился Ираклий. – А есть и другие.
– Хочется, чтобы других не было, – сказал Жваков.
– Могу предложить способ, – сказал Ираклий. – Как насчет того, чтобы вместо дороги в Тибет пройтись по мультиверсуму в поисках лучшего глобуса?
– А подробности?
– Будут подробности, – сказал Ираклий, погружая ложку в тарелку с кашей.
Бакин и Жваков затеяли биться яйцами. Тупым концом о тупой, потом острым об острый. Самое твердое яйцо осталось у Бакина, и он начал оглядывать соседей, ища, с кем побиться.
Трое сидели в холле под картой Советского Союза. В коридоре шла подготовка к футбольной игре. Расставляли стулья, изображавшие штанги ворот. Двое поправляли на полу стершуюся разметку. Кто-то из левоногих разминался с мячом, перебрасывая его с больной ноги на здоровую и обратно – гиба губ, гиба губ. Мелькали огоньки, звякали бубенчики.
– Есть один чувак, – начал Ираклий, – он родил идею…
– Я знаю, – сказал Жваков, когда выслушал, – он выступал недавно с этой идеей. Народ проголосовал, но, по-моему, это бред.
– Совсем не бред. И машина уже сделана.
– Так быстро? – удивился Жваков.
– Вот так, – сказал Ираклий.
– И что дальше? Я, бдык, не въезжаю, – недовольным голосом произнес Бакин.
– Аналогично, – сказал Жваков.
– В принципе все просто, – сказал Ираклий. – Проводится сканирование мультиверсума на предмет какого-то события. Например, на предмет содержания твоего почтового ящика. Если там окажется мейл с конкретного адреса, значит, о’кей. После чего твое сознание счастливо переносится в ту найденную ветвь мультиверсума. И в твоей трубочке обнаруживается свежее письмо с известного адреса, свидетельствующее о том, что абонент на том конце провода жив и, возможно, здоров.
– Бдык, – сказал Бакин.
– Сат сара би, – сказал Жваков.
– А скажи, – спросил Бакин Жвакова, – от прикосновения к нашему жизненному абсурду чувствуешь ли ты, что в тебе начинает происходить некая трансформация сознания?
– Сат сара. – Жваков пожал плечами. – Когда я увидел того нашего соседа, который вспорол себе живот здесь в коридоре, мне показалось, что я испытал просветление. Кровищи было…
– Только показалось?
– Да, – сказал Жваков, – потому что в итоге во мне ничего не изменилось. Я тот же, каким был раньше.
– А я чувствую, что изменился после того побоища на военной дороге, – сказал Бакин, – только это не было просветлением.
– Да, – согласился Жваков, – но это было круто.
– На долгую жизнь память, – сказал Бакин, – на всю оставшуюся.
– А что будет, – Жваков повернулся к Ираклию, – со мной в той несчастливой ветке, из которой перенеслось мое сознание?
– Это не должно тебя беспокоить, – сказал Ираклий.
– Не должно, – согласился Жваков.
Только два раза успел ударить по мячу, и вызвали к Главному – а может, к Заведующему, Жваков, когда отводил взгляд от таблички над дверью, тут же забывал, какое из слов там написано.
Завглав поднялся навстречу гостям, пожал каждому руку, усадил в кресло. Уселся и сам, но тут же вскочил, подошел к Жвакову, приобнял, похлопал по плечу. Потом проделал ту же процедуру с Бакиным.