– Герои, истинно слово, герои. – Он вернулся в свое кресло. – Я предпочел бы, конечно, чтобы вы совершили ваш акт самосожжения в наших стенах. Прошу прощения, – он поправился, – акт самопожертвования, я хотел сказать, в наших стенах совершили. – Он вопросительно посмотрел на Жвакова, потом на Бакина и, не дождавшись отклика, продолжил: – Но если у вас в этом отношении другие планы, мы не будем препятствовать. Более того, хотя ваше пребывание в наших стенах должно продлиться еще около двух месяцев (вытяжка – это процесс, как понимаете, длительный), вы можете покинуть нас и отправиться к месту, где вы намерены совершить ваш патриотический акт, в любое удобное для вас время. Как я понимаю, вы собираетесь сделать это немедленно. – Завглав посмотрел на Жвакова вроде бы со знаком вопроса в глазах, и Жваков непроизвольно кивнул. – При этом все обещанные вам за отбытие полного срока баллы гражданского рейтинга переводятся на ваш счет, это подарок от фирмы.
– Спасибо, – сказал Жваков, вставая.
– Спасибо, – сказал Бакин.
Завглав проводил гостей до двери, каждому пожал на прощание руку и, заглядывая в глаза, произнес:
– Рад сообщить, что, по данным мониторинга, ваши органы находятся практически в идеальном состоянии. Желаю удачи.
Дверь открывалась одноразовым электронным ключом. За дверью – лестница вниз, в подвальный этаж. А в подвале – труба-гиперлуп малого диаметра с капсулами на пять чел общим весом не более 400 килограммов, дети только в сопровождении взрослых.
– Восемь минут до ближайшего хаба, – сказал Ираклий, – там пересадка.
– У меня вообще-то аллергия на эти капсулы, – сказал Жваков.
– Фобия, – уточнил Бакин.
– Я зову это аллергией, у меня тело чешется.
– Придется потерпеть, – сказал Ираклий, глядя в упор на Жвакова своими голубыми на широком монголоидном лице глазами. – Возьми, это должно помочь. – Он достал из сумки браслет – черный, широкий. Жваков надел на руку.
В узкой капсуле кресла располагались в одну линию. Заднее занимал толстый человек в темных очках и мягкой войлочной шляпе. Мы здесь словно горошины в стручке, подумал Жваков, располагаясь. Несколько секунд разгона, и капсула перешла в состояние равномерного прямолинейного движения. Без всяких признаков того, что куда-то вообще движется. Странное ощущение, кажется, это называется «сенсорная депривация». Все-таки фобия, подумал Жваков. В животе у него что-то сжалось, продолжало сжиматься, продолжало – и вдруг отпустило. Браслет вроде бы действовал. Некоторое время Жваков дышал спокойно, а потом вздохнул с облегчением, когда поездка кончилась.
Все захотели есть и перед пересадкой решили зайти в ресторан. Жваков и Бакин привычно направились в зал номер три, но Ираклий остановил компанию у двери номер один.
– У меня категория Альфа, и двоих друзей я могу провести с собой.
Взяли разной еды. Жваков – большую тарелку пельменей и бокал пива.
– Брать можно сколько угодно, – сказал, поглядев, Ираклий, – но за оставленное на тарелке будут снимать баллы.
– Один балл за один пельмень или как? – поинтересовался Жваков.
– А с меня еще так или иначе снимут за связь с лицами категории Гамма, – вздохнул Ираклий.
– Мы к тебе в друзья не навязывались, – сказал Жваков.
Ираклий засмеялся.
– Не обращайте внимания. Жаба проснулась. Внезапный приступ скупости или бережливости, как угодно. А сколько-то баллов в плюс или минус для меня уже не имеют значения. Когда ко мне перейдут ваши баллы, а к ним бонусы за два акта самопожертвования, я почти автоматически стану гражданином категории Альфа-плюс. А категория Альфа-плюс уже вне игры – никакой суеты с баллами.
– Нет баллов, значит, все дозволено?
– Бессмысленный вопрос. Считается, что Альфа-плюс сами по себе безупречны в своих поступках.
– Значит, если бы я имел категорию Альфа-плюс и оставил бы после себя гору несъеденных пельменей на тарелке, это считалось бы безупречным поступком?
– Считалось бы. Возможно, ты обнаружил, что они отравлены.
– Сат сара би, – произнес Жваков.
– Бдык, – произнес Бакин.
– А еще бессмертие, – сказал Ираклий. – Не потенциальное, как его называют, бессмертие, когда за десять лет, в течение которых человек старится, появляются средства, позволяющие продлить его жизнь на те самые десять, а бессмертие актуальное, приобретенное раз и навсегда. За то и боремся.
– Сат сара, – сказал Жваков, поднимая бокал. – Бессмертия всем, даром и сколько угодно.
– Даром на всех не получится. – Ираклий улыбнулся – широкая улыбка на широком лице монголоида – и отпил из своего бокала. У него было красное вино в бокале, а в тарелке – мелко нарезанные кусочки мяса в густом соусе.