Навстречу миру

Возможно, как тот молодой монах не мог оторвать глаз от монеты, так и я не могу отпустить свое прошлое. Но мои привязанности были положительными: обучение медитации и забота о подрастающих монахах. Родственник моего отца, увидев монету, боролся с жадностью и богатством. Есть ли разница? Для того, чтобы стремиться к такому уму, какой был у Патрула Ринпоче, нужно оставить все привязанности. Я еще раз вспомнил ту историю, задаваясь вопросом, мог ли мой отец иметь в виду отсечение привязанности к моей фактической жизни – к этому телу.

Я не мог решить, что делать, и эта неуверенность зрела, как шторм, облака становились все более темными и зловещими. Я не хочу умирать. Да, я тренировался ценить все, что возникает – хорошее, плохое или нейтральное, – это лучшая практика. Но мой обет спасать всех существ относится и ко мне самому. Если я попытаюсь спасти эту жизнь, значит ли это, что я убегаю от принятия? Но о какой жизни я говорю – этом грубом физическом теле, которое однажды должно умереть? Это ли значит спасать всех существ? Наверное, нет, ведь мы не медицинские работники; мы хотим спасать физические жизни, чтобы существа могли распознать свою неотъемлемую мудрость и познать бессмертную реальность нерожденного осознавания. Это обет бодхисаттвы: спасать всех существ от неведения, заблуждения и ошибочного представления о том, что причины страдания – внешние явления, и приводить их к постижению их собственной мудрости. Вот что я смогу делать, если продолжу жить. Но тексты по бардо говорят, что нет лучшей возможности для абсолютного распознавания просветленного ума, чем умирание. Как же я могу повернуться к ней спиной? Если я даже пропущу первую возможность просветления в момент умирания, у меня есть второй шанс в бардо дхарматы…

Дхармату иногда называют таковостью, или реальностью. В рамках этой жизни смерть маленького «я» пробуждает нас к таковости этой жизни, к явлениям и объектам как они есть: неосновательным, непостоянным и взаимозависимым. Мы перерождаемся в таковости со смертью цепляющегося ума. В бардо дхарматы мы вступаем в реальность после того, как физически умираем.

В самом конце процесса умирания мы проходим через переживание абсолютной сияющей пустотности. Не распознав ее, мы оказываемся в бардо дхарматы. Физической формы больше нет, и мы продолжаем существовать как ментальное тело, которым мы обладаем в наших снах. Сознание ментального тела несет в себе кармические семена. Они не сливаются с сознанием, но сопутствуют ему. Что еще продолжается, так это наше недавнее переживание соединения всеобъемлющей пустотности со всеобъемлющей пустотностью. Даже если мы не распознали этот момент, он оставляет свой отпечаток. Мы только что оставили физическое тело и воспарили к пиковому переживанию абсолютного, нематериального, полностью обнаженного осознавания, чистых, безоблачных небес. В этом состоянии мы входим в бардо дхарматы. Но вступление в него также запускает обратный процесс, и начинается наша трансформация из абсолютной нематериальности в форму.

Восприятие расплывчатых форм и бледных цветов в бардо дхарматы – первый признак того, что эта форма снова начинает обретать очертания. Мы только что появились из состояния чистого сознания, проекций и концепций пока еще не существует. Постепенно, по мере того как заново формируется наше переживание себя, мы начинаем двигаться в сторону будущего тела из плоти и крови. Если мы не пробудимся и не выберем направление, то обнаружим себя в концептуальном уме с теми же склонностями, что вели нас в этой жизни.