Навстречу судьбе

В краю негромкого селенья,
Где все березы под окном,
Растет малыш на удивленье —
Голубоглазым васильком.
Подвижный в играх деревенских,
Другим ребятам не чета,
Он уйму песен знает детских
И много книжек прочитал.
И не гадает мать родная,
Что через много зим и лет
На резвой тройке, пыль вздымая,
В село примчится сын-поэт.
Уже пройдя истоки грусти,
С тоской в глазах не по годам,
Он прозвенит как песнь над Русью,
Поскольку песней станет сам.

Николай Захаров

А это уже мое стихотворение:

Сергею Есенину

Ты юношей начал душою терзаться
И бремя раздумий нести,
Чтоб лире своей безраздельно отдаться,
Ей в жертву себя принести.
Твой разум был к истине волен стремиться,
С любовью мечтать и искать.
Дремавшие души в родную столицу
Шел словом живым пробуждать.
С своим добродушным улыбчивым взглядом,
Вперед устремляя шаги.
С тобою не только друзья были рядом —
Еще и, к несчастью, враги.
Успехи твои их ужасно бесили.
Они не умели любить.
Нашли лишь, от зависти и от бессилья,
Единственный выход — убить.
И смерть твою трусы решили ускорить.
А ты, сожимая кулак,
Чтоб нервы больные свои успокоить,
Ходил «причащаться» в кабак.
Порою был пьяным. Но мыслил ты ясно.
Душа — пребывала в крови.
Любя свою родину нежно и страстно,
Ты людям пел песню любви.
Но песня осталась твоя недопетой
И дверь не закрытой в кабак.
У нас на Руси убивают поэтов,
Как будто бродячих собак.

Фотография от писательницы Г.И. Серебряковой

Это было весной 1966 г. в деревне у матери. Вечером я пришел с работы домой усталый. Поужинал. И лег на кровать. Отдохнуть. По радио слышался приятный голос женщины, которая вдохновенно рассказывала про политику и про революционеров. Как она потом написала политическую книгу. Затем за политику же отбывала срок в лагерях.

В избе не было никого, и мне никто не мешал слушать эту передачу. Я расчувствовался, перебирая в памяти тяжелую жизнь в военные и послевоенные годы. Вспомнил, как колхозники работали от зари до зари за «палочки». Питались впроголодь. А их власти давили непомерными налогами.

В конце передачи сказали, что выступала советская писательница Галина Иосифовна Серебрякова. После этого по радио зазвучала симфония. Раньше я не понимал ее. У меня тогда была другая музыка — гармонь. Но в этот раз эта симфония аж душу защемила. Впервые в жизни я понял вкус музыки. Воодушевленный ею, я тут же «накатал» Галине Иосифовне письмо, рассказал ей о своей жизни и попросил ее, чтобы она мне выслала свою фотографию с автографом. Письмо отослал через Союз писателей Москвы. И забеспокоился. Что-то долго не было ответа.

В один солнечный день мы с женой копали у тещи в огороде, а мимо ее усадьбы проехала милицейская машина. Огород у нее рядом с дорогой. Говорю жене: «Думал уж за мной едут!» — «А ты что натворил что ли чего?» — спрашивает меня жена. Я ответил: «Да писательнице Галине Серебряковой написал письмо и в нем откровенно высказался насчет нашей политики». Жена упрекнула: «Тебя вечно «на подвиги» тянет!» Нет. Меня просто интересовали необыкновенные люди. Мужественные люди.

Наконец, мне пришло письмо. С фотографией. На фотографии Галина Серебрякова написала: «На добрую память моему читателю — Евгению Молостову с пожеланием счастья». Галина Серебрякова. 7-е июня 1966 год». Мое письмо через Союз писателей долго плутало, наверное, поэтому писательница мне написала свой домашний адрес. Фотографию-то я вывесил, а адрес затерял и не ответил ей, не поблагодарил за фото.