Не бойся темноты

– Руза, мне сложно рассказать. Я не совсем готова.

– Готова. Не готова. Всё к чертям. Моя девочка, никогда не бывает того самого времени, когда ты к чему-то готова. Мы, знаешь, никогда не готовы ни к счастью, ни к горю. Забудь это слово. Просто живи. Забыла, что я тебе говорила? Всё забыла!

Как много времени мы провели в долгих разговорах, и всегда она находила для меня точные слова. Те, что сродни её песочному печенью – добрые, тающие прямо на краешке сердца и согревающие его.

Становится спокойнее от её слов и запахов. Они смесь: театральный клей, лак для волос, пряности, тёплая выпечка, которую она таскает на работу каждый божий день и прикармливает ею весь коллектив, и тот самый ещё один особенный запах, я никак не могу разгадать, что это за аромат.

И мне хочется ей сказать важное.

– …Это как смерть, наверное. Смерть любви. Смерть какого-то этапа жизни. Даже сейчас я понимаю, жизнь была неидеальной. Я сама неидеальна. Вот говорят – сердце болит. Видимо, он жил не в моём сердце, а во всём моём теле. Исчезло всё, что наполняло меня. И я пустая.

– Поняла, моя девочка. Он нашёлся?

– И да, и нет.

– Так да или не да? – Рузанна делает вид, что не удивлена, но я чувствую какое-то напряжение в её голосе.

– Не нашёлся, но главное – он живой.

– Так нашёлся или не нашёлся? Не пойму, – напряжение в голосе нарастает.

– Он жив. Но почему-то ушёл.

– Ушёл, значит. – Она как будто задумывается на мгновенье, но продолжает расспрос: – А что сказал?

– Прислал сообщение с незнакомого номера: «Мышь, ты ни в чём не виновата! Прости».

– Кто Мышь? – Рузанна вспыхивает. – Ты Мышь?!

– Ты же знаешь. Я слепая на один глаз с детства, вот он и подначивал, что я как слепая летучая мышь.

Её глаза сверкают, она отодвигается, окидывает меня взглядом с макушки до пяток, словно видит впервые. И, намеренно ударяя на шипящие, отчего начинает напоминать горную змею, заявляет:

– А вот и хорошо, что ушёл. И молодец, что ушёл! Разве можно мужчине жить с мышью? Ты уж за резкость извини, но, девочка моя, ты ведь себя не ценишь. Неправильно быть ручной мышью и всю свою жизнь заключать в одного человека. Совсем неверно. И человеку тяжело нести такое бремя, и тебе тяжело его отпускать. Это всегда заканчивается больным разрывом. Не заключай весь мир в хрупкий кувшин, и не придётся оплакивать его утрату бесконечно долго. Я тебе сколько раз так говорила? А-а-а?

– Руза, какая теперь разница? – вздыхаю я. – Прошлое остаётся в прошлом.

– Э-э-э, ну точно Мышь! Да ещё и эта стрижка дурацкая! – Она гортанно смеется, запускает обе руки в мои кудри, взбивает их и легонько щёлкает меня по лбу под короткой рваной чёлкой. – Послушай, девочка: не бывает прошлой жизни! Жизнь только одна. Или ты живёшь и ею лакомишься, как моими када, или нет. Пошли. Роберт приехал.

Глава 19. У меня такое счастье

Рузанна с кряхтением помещается на заднем сидении хорошо пожившего седана, я усаживаюсь рядом. Вечный сын вечной матери, Роберт громко выдыхает и резко поворачивает ключ. Машина фыркает и приходит в движение.

– Что ты такой? Мать не хочешь везти? Что молчишь?

– Да ладно уже, едем, – раздосадованно, не отрываясь от дороги, сквозь зубы цедит Роберт. – Я тебе сто раз говорил. Срочно деньги нужны. И что? Планировал потаксовать. Погода. Выходные впереди…

– Ну хорошо, хорошо! – немного заискивая, отвечает Рузанна и подмигивает мне. – Будут пассажиры, бери. Таксуй с нами. Разница какая? Мы не против, главное, чтобы всё по дороге. Да, моя девочка? Как раз поговорим.

К этому повороту я не готова, но куда денешься, когда ты в подводной лодке? А главный на подводной лодке – капитан по имени Рузанна.

– Куда мы едем? Миша, тебе туда же? В твою деревню? – бросает недовольный Роберт, не поворачивая головы.

Где-то он прав, когда говорит про деревню. Мой дом за чертой города. Езды часа полтора-два. Но если езды. Сейчас же город стоит в своём вечернем заторе. Печаль Роберта, планы которого разбил материнский торнадо, величиной во всю эту пробку. Он молчит и посматривает через зеркало заднего вида на наши фигуры.

Машины, ещё мгновенье назад стоявшие, как запертые в стойле лошади, облегчённо выдыхают газами и «закусывают удила». Роберт подается вперёд и сосредотачивает внимание на дороге и обочине, где могут ловить такси припозднившиеся путники. В лобовое стучатся мелкие капли дождя. Вечерние тени города покрываются глянцем, тротуары и дороги блестят.

Немного успокоенный разрешением совместить приятное с полезным, подобревший Роберт даже начинает подпевать мелодичной вечерней песне, льющейся из радиоприёмника.

Капли на стекле всё крупнее и тяжелее. Шаг каждого, кто только что вальяжной походкой направлялся на поиски вечерних приключений, убыстряется и превращается в бег.