На сцене, подсвеченной лишь дежурными лампами, сидят в кругу Надин, которая играет великодушную и прекрасную французскую королеву, Милочка, уморительно изображающая смешливую легкомысленную придворную, громоздкий Иприт Арнольдович, что басит за странствующего пройдоху-предсказателя, другие хорошо знакомые мне звёзды наших подмостков и парочка совершенно незнакомых лиц.
Наш режиссёр Пётр Афанасьевич глубоко погружает шею в серый шарф и взирает на присутствующих с высоты своего положения.
– Не переигрываем, читаем вдумчиво, ищем смыслы, щупаем интонации, задаём вопросы, где нужно – останавливаемся… Милочка… Милочка… Твоя героиня сегодня что-то произнесёт?
– Ах да, сори! – спохватывается Милочка, оторвав взгляд от смазливого рослого молодого мужчины, чьи глаза я где-то видела, и произносит что-то невнятно.
– Святая Маргарита, кого ты родила?! Интонация! Давайте сразу будем брать верные интонации! Милочка, понимаешь, она ведёт диалог с ним, как с говорящим насекомым! Да не так! Представь говорящего богомола.
– Богомол? А это насекомое?
– Милая, а ты думала, это кто? Служитель храма Господня? Ладно, представь перед собой говорящего… м-м-м, ну муху, например. Ну, вот же. Вот. Так! Читаем дальше.
Дальше диалог перехватывает Надин.
Настоящая драгоценность в театре – Надин. У неё десятки завистниц и своя армия поклонников. Сверкающая. Она так сильно выделяется из любой толпы, что хочется либо подпрыгнуть, либо извиниться за собственное существование рядом с такой гранд-Надин.
По словам матери, имя ей дал отец, в честь знаменитой, модной тогда актрисы. Но на этом миссия его отцовства была исчерпана. Хотя нет! Не только. За ним числится ещё одна заслуга – мои приобретённые панические атаки.
Первая накрыла в совсем детском возрасте, ночью, под кроватью, куда сестра меня спрятала от его белой горячки. От неё отец и сгорел.
Я была крошечной малышкой с насторожёнными глазами, один из которых был слеп, и с вечно неубранной копной вздыбленных кучеряшек.
Старшей сестре через неделю после похорон отца исполнилось одиннадцать.
Моя дорогая талантливая Надин! Одно имя чего стоит! Словно кто-то ныряет в солнечные волны океана, чтобы найти там все клады подводного мира.
Она как-то слишком рано решила, что самостоятельна. Вытравливала волосы добела и носила яркие наряды и красные губы.
Мать не благословила старшую дочь на актёрство, предпочитая оставаться при мнении, что «актрисульки» поголовно – дамы лёгкого поведения. Надин же, обладая настырнейшим характером, решила, что «раз так, что ж, это точно хорошие сапоги, надо брать», и пошла поперёк её мнения.
В неравной схватке «воля матери против желания дочери» победило последнее. И побеждённой пришлось поднять белый флаг и по каждому поводу ворчать: «Старшая дочь пошла под откос. Папаша ваш виноват. Он такое гадкое имя дал».
В восемнадцать лет Надин вышла с небольшим чемоданчиком, и долго не было слышно голоса сестры в отчем доме. Я не была столь же смелой, что и она, напротив – слишком болезненна и пуглива. Вдобавок после смерти отца панические атаки усилились. Мать «заливала» неудачную судьбу, срывалась, но я терпела и её равнодушие, и её запои. Со временем она стала забывать всё, и порой по утрам долго пялилась на свою малорослую дочь в попытках вспомнить, кто я, как тут оказалась и как меня зовут.
Иной раз родители нам даются просто как проводники из того мира в этот. Дитя родилось. Дитя пошло. Дитя свободно.
А дальше? Дальше не имеет значения. В жизни так бывает.
Надин моя родная сестра, но редко кто узнаёт этот факт без удивления. Мы непохожи. Она дерзкая, высокорослая, с прозрачно-фарфоровой кожей и, кроме того, классическая красавица. Я невысокая, смуглая, кучерявая – и робкая трусиха с вечно испуганными глазами и обгрызенными ногтями. Она актриса. Я художник по театральным костюмам. Что нас объединяет? Общая семейная трагедия и воспоминания, которые старательно прячем и от себя, и от людей.
Везде, где не срабатывают светлые локоны Надин, срабатывает хватка. Везде, где не срабатывает хватка, выручает характер. И всегда, когда не спасает ничто, на помощь приходит острый ум и недюжинное везение.
Можно подумать, что моя сестра забирает все главные роли и в жизни, и в театре, но нет. Крайне редко в спектаклях на главную роль нужны актрисы ростом метр восемьдесят. Надин не делает из этого печали вселенского масштаба. Она востребована и вне стен ветшающего «храма драмы и комедии».
Сестра всегда однозначно высказывается по поводу театральной судьбы: «Я никогда не буду звездой номер один. У меня есть мозги, и я слишком люблю свободу. Сцена хочет меня. А я хочу жить по своим правилам».
Было время, я уходила, как и она, из театра, однажды приняла решение окончательно уйти из профессии, но храм Мельпомены всё-таки имеет магическую власть. Большую, чем маги Хогвартса.
Я один из солдат волшебной театральной армии. Еще есть художники сцены, художники по свету, художники по лицу – наша Рузанночка.