Не бойся темноты

– Едем домой, моя девочка. Напугала ты нас.

Я на заднем сидении старенького автомобиля с грязно-серым потолком. Рузанна сидит рядом. Голову отпустило, и зрение стало намного чётче.

– Роберт, на дорогу смотри, – отвлекается на сына Рузанна, но быстро возвращает внимание ко мне. – Звоню тебе, звоню. Какая-то женщина ойкает да айкает. Внятно ни слова не может сказать. Вот что ты за человек? А? Что с тобой вечно случается? Руза и так уже белая, а ты меня ещё белее делаешь. Рузе ещё надо замуж выйти.

– Спасибо, что забрали, но, честное слово, не надо было за мной приезжать, – произношу вслух, но думаю о том, как же на самом деле благодарна за заботу этой женщине с комплексом вечной матери. И тыкаюсь в её тепло, как птенец, выпавший из гнезда.

– Нет, вот что за мушмула? Что ты такое говоришь, а? Она в больнице, и не надо было её забирать. Роберт, нет, ты такое слышал? Врач знаешь что сказал? Он сказал, что тебя сейчас вообще оставлять одну нежелательно. И что тебе нужно срочно к психологу, и про слепоту. Я сама ничего не поняла. Но поняла, что тебе нужно приводить в порядок нервы. А-а-а, эти нервы-шнервы.

Я уже готова согласиться на всё.

– Да, придётся звонить Ольге Витальевне.

– А-а-а, это с которой постоянно Надин общается? Нади-и-и-ин! – Рузанна хлопает себя по лбу. – Девочка моя, я ж не позвонила твоей сестре. Сейчас, сейчас…

Она опускает руку в сумку за телефоном, но я дёргаю её обратно, словно Рузанна готовится вытащить из сумки ядовитую змею.

– Ты что?! – Рузанна таращит на меня свои и без того большие глаза и тянет кисть на себя, высвобождая из капкана моих пальцев.

– Только не Надин. Пожалуйста, не нужно Надин. Руза, мне намного лучше, я справлюсь сама.

– Как так – не нужно?

– Умоляю, не нужно!

– А-а-а, как скажешь!

Выходим из машины, и в глазах встают слёзы. Наворачиваются как градины. Завеса плотного тумана снова появляется, сгущается и окончательно перекрывает собой все выявившиеся детали. Цвета меркнут. Твердь плывёт, пытаюсь ухватиться за воздух.

– Сама она пойдёт! Далеко ушла? – Рузанна подхватывает покачивающуюся меня за локоть. – А-а-а, ладно, не хочешь звонить Надин, сегодня давай тебя заберу к себе, а завтра разберёмся. Роберт, рули к нам.

Сутки лежу в квартире Рузанны.

Слушаю, как она поёт на незнакомом мне языке мелодичные песни. От них тают верхушки айсбергов моей души. Но только верхушки. На мгновенье забываюсь, но как только песня заканчивается, возвращаюсь к реальности.

Рузанна поет, когда варит кофе, когда моет пол, когда поливает цветы на широком подоконнике, когда умывается, когда вынимает из духовки пахнущие сыром лепёшки и свои фирменные печенюшки.

– Какая волнующая песня, Руза. Про что она? Та, что ты только что пела?

– Это горный гимн радости, девочка моя! Поверь мне, скоро такой гимн прозвучит и для тебя.

Да, знаю. Мир лишь временно перестал иметь детали. Пройдёт. Зрение восстановится.

Аморфная Рузанна копошится возле меня, и я вижу, как постепенно она начинает возвращаться в чёткие границы хорошо мне знакомой высокой статной фигуры. Завеса тумана немного рассеивается. Всё набирает яркость и перестаёт быть бесцветным и бесформенным.

Наблюдаю огромные картины. Они сплошь закрывают стены комнаты. Невероятные вселенские спирали, закручивающиеся и разбрасывающие в разные стороны радужные брызги в виде жуков, цветов, людей и предметов.

– Руза, Руза… представляешь! – смаргиваю часто-часто, и на душе становится спокойнее. – Руза, я вижу лучше. Руза, ну вот – зрение возвращается!

– Ну вот же. Вот. Говорила, что мои када лечат от всего.

Мою радость знаменуют боем настенные часы с маятником. Рузанна замирает на секунду, словно что-то вспомнив, и круто разворачивается.

– Девочка моя, хорошо, что тебе чуть лучше. Давай договоримся. Ты лежишь, никуда не идёшь. Ешь мои када. Если что надо, давай звони, а мне очень срочно надо бежать. Иначе Рузу в театре зарежут.

– Спасибо. Беги, Руза, но я тебя попрошу, только ты ничего не говори против. Ладно? Ничего не говори Надин. Ничего.

– Не говори мне, что делать, что не делать. Раскомандовалась. У меня от этого всегда начинают болеть суставы на ногах. Ну что ты смотришь? Я натираю их адамовыми яблоками. Слышала? Э-э-э, да откуда ты слышала. Моя мать ещё учила. Надо боль в суставах унять – делай компресс из маклюры.

– Руза, а можно сделать компресс и мне?

– Руза тебе сейчас компресс на жопу сделает, и не из маклюры! Хватит! Хва-а-а-атит, я говорю. Нет ничего смертельного, чтобы вот так сворачиваться и забывать о самом важном – о себе. Ладно, мне очень пора. Приеду скоро. Глупостей не делай, хорошо? Целую, моя девочка.

Ночь и следующее утро Рузанна кормит меня всем, что есть в её огромном холодильнике, поет и выбалтывает слухи из закулисной жизни. Я слушаю и не решаюсь спросить о Надин.

– Руза, я сколько была в больнице? Как там дела в доме, не знаешь? Как там мой Матраскин? Как там мои хвосты?

– Сердобольная. О себе она не спрашивает. Живы твои звери. Так живы, что клонироваться стали. Надин и я ездили их кормили.