Не бойся темноты

– Думаешь, я не понимаю? Понимаю. Не собиралась наливать валерьянку. Ты не больна, чтобы тебе скармливать лекарства. Знаешь, моя девочка, нельзя говорить – больна. Видишь Рузанну? Я никогда не больна. Я тебе налью то, что точно поможет.

– Что ты налила? Что тут?

– Водка и коньяк, – отрезает Рузанна и ставит передо мной стакан, который я с трудом опорожняю. – Выпила? Вот и правильно! Хочешь яблоко? Яблоки, кстати, неплохая закуска, но лучше мяса никто ничего не придумал.

Чувствую совсем близко, у лица, аромат спелого яблока.

– На́ яблоко.

– Не хочу, – отвожу я её протянутую руку и тяжело выдыхаю. – Скажи, зачем ты мне помогаешь, Руза? Зачем? Даже я не хочу себе помогать.

– Ну если в первый раз не получилось. Что теперь, а? Сдаваться глупо.

– Что в первый раз не получилось? – опешив, переспрашиваю я у Рузанны.

Мрачную паузу нарушает жалобное дружное мяуканье и хруст нервно пережёвываемого яблока.

– Дочь мула, что сказала… А-а-а, ерунда, – говорит сама с собой Рузанна, продолжая хрустеть, и снова замолкает.

Почему со мной все стали разговаривать загадками?

Стараюсь сконцентрироваться на размытых очертаниях протянутого Рузанной стакана. Стакан оживает, двоится, троится, расползается и не собирается собираться в единый объём. И снова слышу, как о его стеклянные стенки бьется тугая струя крепкого напитка.

– А-а-а, внимания не обращай, – Рузанна машет рукой, потом поднимает стакан, в который только что налила «успокаивающее», и опрокидывает его содержимое уже в себя. – Ерунду сказала. Достали меня в театре. Руза, поправь тут, Руза, тут потекло. Руза им что? Я говорю, не надо торопиться. Не надо. А они – «скорей, скорей». Не люблю я этих их премьер-шмемьер. Все бегают, нервничают. А этот изверг Иприт! Старый крашеный мул. Нет чтобы уже уйти на пенсию. Опять, понимаешь, выходил роль. Надоели они мне. Я их всех бросила, вызвала Роберта и к тебе укатила. Кстати, тебе привет.

– От кого? – настораживаюсь я.

– Никогда не догадаешься. От парфюмера. Помнишь того совсем сумасшедшего отца? Ну, вон его заяц сидит у тебя в кресле!

– Его заяц ? Сидит? – задумываюсь, вспоминая, как выглядит заяц, но вместо него в памяти всплывает силуэт незнакомца. – А, тот самый странный и счастливый дядька с залихватскими усами!

– Ну вот, вспомнила! Роберт теперь его возит. Смешной он. Чудный со своими этими шляпами и усами, как твои коты. Но Роберт счастливый, что тогда его подвёз. Сейчас с ними как раз ехала.

– Руза, не забалтывай меня. Ты недоговариваешь. Руза? – повторяю я нетерпеливо.

– Эй, ну что ты заладила. Что надо, договариваю. Чего не договариваю, не нужно тебе. Давай лучше я буду готовить. Яблоками одними и «кардашьян» не наешь, и сыт не будешь. Ну и опять же, что сказал врач? А?

– Что я псих и мне поможет психотерапевт!

– Знаешь, что тебе скажу, хороший психотерапевт нам всем нужен. Но нет! Врач сказал другое. Тебе не нужен врач глазной, а нужен – кто? Ну как он там называется, психолог! И потом он добавил – нужны хорошие воспоминания и витамины. Руза тебе витаминов и нальёт, и пожарит. В этом доме есть что-то кроме яблок и котов?

Да, эта неуёмная кипящая женщина внутри остается тем же горным большим ребёнком, который верит, что када, армянский коньяк, грузинское вино и добрые слова лечат от всех болезней.

Перемещаемся все вместе на кухню, где Рузанна как рыба в воде.

– А почему нет? Я своими када этому старому мулу-Иприту геморрой вылечила. Правда, он говорит, что свечи и врач. Но Руза знает, что лечат када. Да, да. Горный мой Бог. Девочка моя, ты только попробуй. Пища богов, – она причмокивает и приговаривает, я же вижу мяукающие фигуры, что толкутся у её ног. – Повылазили? Гнать вас надо, дармоеды! Кыш, сказала. Кыш, кыш, кыш.

– Руза, ты котов не обижай. Они меня водят.

– Куда водят?! – восклицает ошарашенная Рузанна, не прекращая перемещаться по комнате. Коты следуют за ней по пятам.

– Ты представляешь, Матраскин начал водить меня в ванную. Самый худой короткошёрстный без хвоста – по двору водит, по дорожкам. Третий, не могу понять, какого цвета, но с противным голосом – тот вообще умный, постоянно меня лижет и ластится. Они моя семья. Они меня греют.

– Девочка моя, греют не коты. – Рузанна останавливается, разворачивается в мою сторону и добавляет: – Греют воспоминания.

***

Париж. Коты. Монмартр.

– Мельницы, – говоришь ты и тыкаешь в сторону магазинчика с нарисованной на вывеске мельницей.

– Коты, – настойчиво поправляю я.

– Нет, мельницы, – ты напираешь и смеёшься.

– Да говорю же – коты!

Мы спорим, кого больше на Монмартре. Спорим, и я упираюсь указательным пальцем в очередную керамическую фигурку с хвостом и ушами в витрине.

– Я буду дальше считать котов… девяносто четыре, девяносто пять, девяносто шесть… А ты считал мельницы?

– Ну уж нет! Я не терял время на глупости, – едва разбираю слова, которые ты проглатываешь вместе с хрустящими французскими сладостями.

Хватаю пакет, ещё несколько минут назад перенабитый крошечными конфетами и выпечкой.

– Ты съел вкусняшки, пока я считала котов? Получай! – мой маленький кулачок небольно стучит по твоей сутулой спине.