Не буди девочку! До утра...

Бывший гэбэшник с предосторожностью вступил на прогнувшиеся под его тяжестью ступеньки. Внутри пахло лекарствами и хлоркой. Он миновал коридорчик и упёрся в распахнутую дверь. Если на ней и наличествовала табличка, ознакомиться с ней посетитель не успел: на него смотрели глаза — весело и приветливо.

— Простите, — произнёс Белозерцев, мобилизуя весь свой мужской шарм, — но мне требуется помощь.

— Заходите!

«И когда она успела переодеться в белый халат?».

— Я приехал на отдых, но похоже, что акклиматизируюсь с трудом. Как-то тяжело дышать.

— Север-батюшка суров! — кивнула фельдшерица. — Вы что-то принимаете?

— От боли в колене.

— Руку — на стол! — Медичка вынула из саквояжа тонометр и приладила манжетку к предплечью.

«А ей, пожалуй, все семьдесят».

— Давление нормальное.

— Спасибо. Это радует.

— А сон?

— Я никак не могу привыкнуть к белым ночам.

— Понимаю.

И тут Белозерцев вспомнил: фельдшерица — та самая огородница, мотыжившая картошку в три часа ночи.

— Я бы хотел спросить… Сейчас много нетрадиционных способов лечения. И мне посоветовали… — При этих словах он извлёк из барсетки холщовый мешочек.

— Что это?

— Волшебная плёнка. — И он вручил ей «Обыкновенное чудо».

Медичка повертела в руках кусок полиэтилена, успевшего покрыться белёсыми трещинами, и строго осведомилась:

— Какое у вас образование?

— Высшее.

— Гуманитарное или техническое?

— Гуманитарное.

— Тогда понятно.

— Простите, не понял.

— Только отъявленный гуманитарий способен поверить, что какая-то плёнка может лечить.

— Тем не менее она помогла!

— Эффект плацебо! — На покрытом морщинками лице отразилась сочувственная улыбка.

«Интересно, у неё что-нибудь когда-нибудь болит?»

Он достал брошюру и положил перед фельдшером:

— Это инструкция.

Её пальцы принялись перелистывать страницы.

— «„Медалэла“ нормализует транспорт веществ!» Какая безграмотность! Медики так не выражаются.

Павел Петрович хотел уточнить, в чём заключается «липа», но решил подождать. А фельдшерица продолжала:

— «Использование аппликаторов „Медалэла“ в условиях хосписов является важной народнохозяйственной программой, ведущей к снижению использования наркотических и дорогостоящих анальгетических препаратов».

— Вам не кажется, что выражение «народнохозяйственной программой» мог использовать только человек советской формации? — вставил своё словечко Павел Петрович.

Но фельдшерица уже захлопнула брошюру:

— Обман.

— Эти брошюры распространялись и в вашей деревне. У вас есть предположения, кто мог этим заниматься?

— Мои пациенты приходят ко мне с разными вопросами, но никто не спрашивал о чудодейственной плёнке. — Судя по выражению тронутых розовой помадой губ всё происходящее позабавило женщину. Но визитёру не до смеха. Уже на улице он вспоминает, что так и не узнал её имя.

ИСКУШЕНИЕ УЧАСТКОВОГО

Сан Саныч сидел на своём любимом месте у окошка и ел кашу. Жена настаивала на том, чтобы он начинал день именно с овсянки. А всё потому, что прошлым летом у местного «аниськина» прихватил желудок.

«Все болезни от нервов!»

А и то — правда. Прошлое лето выдалось худое — во всех отношениях. Из-за непогоды картошка сгнила. И главное — он упустил Дерябина. А потом последовало исчезновение московской дачницы. О нём Колдомасов узнал уже от коллег. Из-за всего этого отчётность совершённых в районе преступлений оказалась подпорченной.

Нынешний июнь он счёл благоприятным. Во-первых, наличествовало солнце. А это давало надежду, что картошка уродится. Во-вторых, девочку-беду впервые не сбагрили к бабушке. Это внушало осторожный оптимизм в отношении отчётности. Поэтому он не без удовольствия поедал свою кашу, к которой успел привыкнуть и даже находить её вкус сносным.

Надежда Степановна, пристроившись напротив, развернула «Двинскую правду»:

— Послушай, Сань, что пишут!

«12 августа прошлого с теплохода „Поморская звезда“ пропала Апполинария Бондалетова. Просим откликнуться тех, кто обладает достоверными сведениями об этом факте».

Колодомасов продолжил двигать челюстями.

— Надюша, это объявление печатают уже год.

— Только теперь появилась приписка. Вознаграждение — 200 тысяч рублей.

Движение челюстями приостановилось.

— Сколько?

— Ты не ослышался.

— Двести тысяч… — Колдомасов повторил цифру, пробуя её на язык. Затем зачерпнул полной ложкой. — За любую информацию?

— За ту, что может пролить свет…на историю инопланетянки. — Ложка замерла по дороге ко рту. — Ребятишки так москвичку прозвали. Она ведь в скафандре ходила.

Супруг не стал уточнять, откуда взялся скафандр, а отправил ложку по назначению. Надежда Степановна не без удовольствия наблюдала, как муж поглощает её стряпню.

— Знаешь, что странно? — продолжил он, тщательно подчищая тарелку. — Никто пока не звонил. Ни в редакцию, ни в полицию.

— Даже дед Куроедов.