Куроедов (тот самый дедушка в «капитанке» из дома почтенной старости) звонил всегда и по любому поводу. Пару раз он замечал над Северной Двиной перископ американской субмарины, несчётное число раз — лохнесское чудовище. А уж беглые зэки…
— Может, помер? — предположил участковый.
— У «Триады» видела. Не далее как вчера.
— А что в деревне говорят?
— Разное!
— А конкретно?
— Будто бывший трудник отца Авеля причастен.
— Дерябин? А мотив?
— Корыстный.
— А про Кукину что говорят? Зачем этого «алконавта» привечала?
— Бабья тоска…
— Непохоже. Не та Алефтина жёнка, чтобы после Толика польститься на Вована. Неужто не понимала, если с этим субчиком уснёшь, он вытащит и унесёт все твои золотые коронки?
— Вот и я думаю… — Надежда Степановна приняла пустую тарелку.
«Вдовушка — птичка высокого полёта. А ведь сама явилась в „Хижину дяди Тома“. Неужели и вправду этим сюром заинтересовалась? Нет, не может быть. Кукина — дама практическая. Без завихрений».-размышлял Колдомасов в ожидании чая.
— Алефтина — женщина решительная! — заметила Надежда Степановна, уловив ход его мыслей. — Когда «Триаду» стали превращать в «Три ада», она душу из нашего директора вытрясла, чтобы та дозналась…
— Она и ко мне приходила.
— И чьих же рук это дело?
— Васёк Беспоповцев. За трезвый образ жизни боролся.
— Староверский корень у мальца.
— Эх, молод-а-а-а-я! — по своему обыкновению затянул Колдомасов, поднимаясь изо стола. И прибавил: — Жизнь!
После чего взял в руки газету со снимком, в котором мало кто из таракановцев мог бы узнать бывшую дачницу.
— Эта самая Апполинария Бондалетова— дочка олигарха.
— Правда что ль?
— Я тоже не поверил сначала. С виду — замухрышка. И джинсы драные.
— Ну это мода такая. Погоди, и наши пацаны скоро такие попросят.
— Да ни в жизнь! — Колдомасов потянулся к фуражке. — Значит, дырки на штанах… — задумчиво произнёс он, словно пытаясь нащупать в этом факте что-то стоящее. — Может, это, Надюша, молодёжный бунт?
— Может, и так. — Надюша принялась убирать со стола.
— Знаешь, где лучше прятать концы? — Колдомасов говорил спокойно, но изменившийся цвет ушей выдал его. — Среди бомжей. Сейчас можно отследить каждый звонок, каждую покупку. А москвичка не оставила ни одного следа. Потому как нет у бродяг ни банковских карт, ни мобильников.
— Ты что, думаешь, дочка толстосума начала бродяжничать?
Сан Саныч ничего не сказал, а только поглубже натянул фуражку.
— Да влюбилась она! — крикнула вслед Надежда Степановна. — И все дела.
Супруг развернулся, словно исполняя команду «кругом!».
— Что тебе известно? Сказывай!
— Бабы говорят, что девушка уехала не одна.
— А с кем?
— С немцем.
— И вывод?
— Не заладилось у них.
— Эх, молода-а-ая! — выдал Сан Саныч, и взгляд его затуманился, из чего супруга заключила: её информация дала пищу для последующих умозаключений.
Итак, москвичка села на «Поморскую звезду» в мужском обществе. А накануне участковый снова видел этого человека в деревне. Следовало пообщаться… И Колдомасов зашагал по Монастырке. Ему повезло: немец оказался на месте.
С появлением участкового келья как-то сразу уменьшилась в размерах. Как законопослушный гражданин, Эрик безоговорочно доверял людям в погонах. Поэтому ему и в голову не пришло поинтересоваться, на основании чего он, гражданин другого государства, дожен отвечать на вопросы деревенского мента. А тот начал без долгих околичностей:
— Я хотел бы прояснить обстоятельства исчезновения гражданки Бондалетовой.
— Кого?
— Москвички Апполинарии Бондалетовой.
— Я не знаком ни с какой Апполинарией, тем более Бондалетовой.
— Но это вы находились с ней 12 августа прошлого года года на теплоходе «Поморская звезда»?
— Погодите… Вы имеете в виду Аленький цветочек? То есть Алю?
— Её имя — Апполинария Петровна Бондалетова. Вы были последним, с кем пропавшая девушка беседовала.
— Откуда такая уверенность? — мгновенно нашёлся немец.
— Я лично видел вас на палубе.
— В таком случае, вы должны были заметить ещё кое-что. Я сошёл с теплохода до отплытия! — в голосе Эрика прозвучала неприкрытое торжество.
— Что вас заставило поменять планы?
— Вертолёт санитарной авиации. Если помните, он прибыл за отцом Авелем.
«Эка ты ловко вывернулся!» — признал поражение Сан Саныч. — А вслух осведомился:
— Могла ли ваша приятельница покончить с собой?
— Каким образом?
— Броситься за борт!
Эрик вскочил и подошёл к окну, заслонив узкое, похожее на бойницу, оконце.
Фигурка на палубе с окаменевшим, как перед публичной казнью, лицом, снова вспыхнула перед его глазами. Однако он справился с собой: в его голосе прочитывалась твёрдость:
— Это маловероятно.
— Почему?
— Она была не одна.
— А с кем?
— У неё запазухой спал котёнок.
ЭРИК-ГРОБОКОПАТЕЛЬ
— Белозерцев!
— Цветкова! — в тон ему отвечает трубка. Павел Петрович понятия не имеет, кто такая Цветкова, но, не подавая вида, вкрадчиво произносит:
— Слушаю вас внимательно.
— Я вспомнила!
«Голос знаком. Хотя телефон искажает тембр. Это…»
— Видела я ваше чудо!
— И где же?
— На почте.
— Оно продавалось?