Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

Слуга пролез в возок, держа шубу и шапку в охапке, потом изнутри кареты вытянулась его рука и подала адмиралу бикорн, а за ним и шинель. Рожнов нахлобучил шляпу, натянул шинель так же нараспашку, как и шубу до того, снова повёл плечами и аккуратно поправил бикорн.

Фат, – с неожиданным раздражением подумал про него Карцов. Друзьями два адмирала никогда не были, хотя после первого плавания встречались и ещё – оба были при Гогланде (кавторанг Карцов на линейном «Изяславе», а лейтенант Рожнов – на линейном «Святом Петре»). Но и неприязни между ними не водилось – редко встречались.

Новый директор придирчиво оглядел здание корпуса, то и дело останавливая на чём-то взгляд – должно быть, рассматривал следы наводнения или заново вставленные рамы в окнах. Но его остроносое лицо оставалось бесстрастным и нельзя было понять, что он думает – то ли недоволен, то ли посмеивается, то ли действительно просто спокоен.

Браво, Пётр Михайлович, – подумал про себя Карцов, внезапно успокаиваясь. Отвернулся от окна – не хватало ещё, чтобы Рожнов заметил, как он таращится из окна, словно сыч, – надел шляпу, набросил шинель, прицепил кортик. Преемника следовало встретить при всём параде. Покосился на стол – на нём уже было пусто, отобранные третьего дня книги и сувениры уже лежали в большом саквояже у порога.

Готов, Пётр Кондратьевич? – с едва заметной горчинкой спросил у себя директор (теперь уже бывший директор!) и сам себе ответил. – Готов, Пётр Кондратьевич.

Они встретились в промёрзшем фойе. Плотники только вчера закончили замену оконных рам, и пышущие жаром изразцовые печи всё ещё не могли прогреть гулкое и пустое пространство, иней искрился на каменных стенах.

Постояли несколько мгновений напротив друг друга, словно измеряя друг друга взглядами.

Нет, разумеется, фатом адмирал Рожнов не был, это Пётр Кондратьевич преувеличил из чувства пустой обиды. И потому, помедлив мгновение, бывший директор протянул будущему директору руку.

Передача дел не заняла много времени. Ни директор бывший, ни директор будущий не горели желанием увязнуть по уши в канцелярщине, да и что там можно долго проверять – не денежные же дела – какие там ещё деньги в кадетском-то корпусе, не Российско-Американская торговая компания, в конце-то концов.

Постояли в архиве, разглядывая многоярусные деревянные полки, на которых штабелями лежали картонные бювары. Прошлись по библиотеке, разглядывая ряды книг, осмотрели типографию, где остро пахло краской и свежей бумагой, стучал скоропечатный цилиндрический станок «Koenig und Bauer» – недавнее изобретение Фридриха Кёнига. Посмотрели на сваленные в кучу книги, попорченные недавним наводнением – разбухшие страницы, расплывшиеся буквы, покоробленные переплёты, – повздыхали с сожалением. Заглянули в лодочный сарай, где в холодном полумраке высились на козлах длинные смолёные тела шлюпок – гички, ялы, катера, баркасы, вельботы и даже тузики зимовали, ждали своего часа, который придёт только весной.

В директорском кабинете адмирал Рожнов несколько мгновений оглядывался по сторонам, вприщур глянул на полки с книгами, на сувениры, и Пётр Кондратьевич вдруг с лёгким сожалением понял, что уже очень скоро в этом кабинете всё изменится. Сожалеть было глупо, но вот сожалелось же.

Рожнов же, тем временем обернулся к прежнему директору и дружелюбно улыбнулся:

– Ну что ж, Пётр Кондратьевич, осталось только одно.

Барабан зарокотал в неурочное время, когда у воспитанников заканчивался обед. Встревоженно обернулся, уронив недоеденный ломоть черного хлеба, Иевлев, и Влас удивился тревоге на его лице – должно быть, давняя (уже давняя, помор?!) история с яблочным бунтом и наводнением всё ещё помнилась кузену. Недоумевающе поднял брови Корф – уж этот-то обычно знает все неожиданности, а тут даже и он сам удивлён. Криво усмехнулся чему-то Бухвостов – должно быть, знал за собой какую-то обыкновенную проказу и сейчас ждал за неё наказания.

Влас, Глеб и Грегори быстро переглянулись, потом Глеб едва слышно сказал, чуть шевельнув тонкими губами:

– На экзекуцию не очень похоже.

– Общий сбор бьют, – весело блестя глазами, сказал Грегори. Он уже приподнялся с места, готовый бежать – какая разница, куда и зачем. Влас промолчал.

А в следующий миг весь обеденный зал сорвался с места и вскипел людьми, словно растревоженный муравейник – воспитанники ринулись к выходу, толкаясь, выбирались наружу, неслись по длинному коридору на плац, как и было положено по сигналу общего сбора.

Грегори угадал.

Подхваченные общей волной, трое друзей выскочили на плац, торопливо пробежали по нему, отыскивая своё, затверженное уже место.

Остановились.