Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

Адмирал отпил из чашки крупный глоток и подставил её под горлышко бутылки. Булькая, ром дополнил чашку доверху, чай, и без того чуть осветлённый лимоном, посветлел сильнее, запах рома стал резче.

– Налей себе тоже, боцманмат, – Михей не любил, когда его называли профосом (ему ясно слышалось в этом слове более привычное «прохвост», и адмирал старался уважить его каприз, если это не шло во вред службе). – Выпьем вместе хоть разок. Службе теперь это уже не повредит.

Михей не стал спорить. Отпил глоток чаю, долил в него ром. И, повинуясь настойчивому взгляду директора, опустился на гнутый виндзорский стул работы Томаса Шератона.

– Слышал, должно быть, Михей, что в отставку я ухожу? – спросил вдруг директор. Профос замер на мгновение, не донеся до губ чашку с «адвокатом», глянул на адмирала вприщур, словно оценивая, чего ждать от Карцова дальше. На губах адмирала добродушная улыбка, а глаза цепко прищурены – попробуй-ка угадай, что у него на уме.

– Да как не слышать, ваше высокопревосходительство, – осторожно ответил бывший боцманмат.

– И что думаешь об этом? – спросил директор, вновь отпивая из чашки. Подумал – а не добавить ли ещё рома? И понял – а добавить.

Добавил.

– То дело господское, – всё так же осторожно ответил Михей, не спеша в свою очередь отхлебнуть. – Нам, нижним чинам, отставка не положена, мы до сигнала служим, до трубы… оттуда, – боцманмат показал большим пальцем куда-то вверх.

Понятно, куда.

– Двадцать пять лет, – задумчиво поправил его адмирал. – Или забыл?..

– Никак нет, – степенно отозвался профос. – Указом государя императора Павла Петровича велено считать срок службы нижних чинов в двадцать пять лет, то верно. Да только служба наша тяжела и беспокойна, редко кто и доживёт…

Михей не договорил и умолк, видя, как приподымаются домиком брови адмирала – понял, что болтанул лишнего. Расслабился, размяк от угощения адмиральского.

Но Пётр Кондратьевич тоже ничего не успел сказать – в дверь постучали, и Михей мгновенно вскочил со стула (нижнему чину в присутствии адмирала сидеть не положено!), торопливо поставил на край стола чашку, ухитрившись при этом каким-то чудом не расплескать ни капли. И только в глазах мелькнуло мгновенное сожаление – эх, не дали «адвокат» дохлебать, когда теперь ещё доведётся, да ещё и с адмиралом за одним столом?

Никогда, старина…

– Войдите! – с внезапно прорвавшимся лёгким раздражением отозвался директор.

Дверь отворилась без скрипа, и Михей мгновенно вытянулся совсем уж по струнке (адмирал даже почувствовал лёгкую, совсем почти незаметную обиду – перед ним бывший боцманмат так не тянулся никогда) – на пороге стоял, похлопывая стеком по голенищу сапога, племянник директора.

Старший лейтенант Овсов.

Костя.

Старший лейтенант с порога оглядел кабинет дядюшки, чуть заметно брезгливо сморщился, коротким движением головы указал Михею на дверь. Профос вопросительно покосился на адмирала.

– Ступай, Михей, – мягко сказал Карцов. – После договорим. Видимо, у господина старшего лейтенанта какое-то важное дело.

– Так точно, ваше высокопревосходительство! – Михей, стараясь стать как можно тоньше (с его кряжистой фигурой это было не так-то просто), протиснулся в распахнутую дверь мимо старшего лейтенанта. Офицер дождался, пока Михей окончательно пролезет мимо него в коридор, и только тогда соизволил сойти с порога внутрь кабинета. Бросил через плечо:

– Дверь закрой.

Михей притворил дверь осторожно, стараясь не хлопнуть – не из боязни Овсова, скорее из уважения к директору.

– Однако, дядюшка, вы, я смотрю уже совсем плохи, – дерзко процедил он, без стеснения вновь оглядывая кабинет и уже не скрывая брезгливости во взгляде. Интересно, что именно ему не нравится, – с внезапным беспокойством подумал адмирал, словно ему не было всё равно, что думает о нём и о его рабочем месте нахальный сын покойной сестры. А тот продолжал, опять похлопывая стеком по голенищу. – Пить ром (он покосился на запылённую бутылку, которая так и стояла на краю стола), да ещё какой ром, настоящий барбадосский – с нижним чином…

Он прошёлся по кабинету, остановился у окна, косо поглядывая в него. Окно выходило на плац, на котором сейчас не было ни души – перед праздниками отменили все строевые занятия, чему воспитанники были только рады.

Адмирал спокойно отхлебнул ещё один большой глоток, долил в стремительно остывающий чай ром, прикинул на глазок, что сейчас в чашке, должно быть, чая только с треть, а остальное – ром, аккуратно поставил чашку на стол.