Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

Влас – на другом стуле, уже по левую руку, забросив ногу на ногу. Этот в сторону Новых не смотрел совсем, а только теребил пальцами нижнюю губу и смотрел куда-то в дальний угол, под самый потолок. Должно быть, какую-нибудь штурманскую задачу решает в уме, – невесть к чему подумал вдруг Грегори и мысленно люто позавидовал спокойствию помора. Впрочем, сам он, скорее всего, со стороны смотрится почти так же – Шепелёв изо всех сил старался казаться спокойным. А получалось или нет – кто знает.

Рядом с ним примостился и Венедикт, то и дело вопросительно и чуть испуганно взглядывая на кузена. Не струсил – и хорошо, – удовлетворённо отметил про себя Грегори. Вообще Иевлев после наводнения заметно переменился в лучшую сторону.

Фон Зарриц пристроился на кровати напротив Грегори и тоже, как и литвин, смотрел в книгу. Впрочем, мекленбуржец, в отличие от Глеба, не «видел фигу», а действительно что-то в книге читал – шевелил губами, переворачивал страницы, иногда чуть хмурился, щурился сквозь своё черепаховое пенсне, отбрасывая чуб со лба и листая страницу за страницей (интересно, что он такое читает? – за прошедшие два дня никто из компании Грегори так и не понял, что за человек их новый товарищ). Но глаза бегали из стороны в сторону шустро – так читают либо то, что неинтересно, либо то, что хорошо знаешь и читаешь только для того, чтобы освежить впечатления и занять время.

Данилевские сидели чуть в стороне, на кровати Егора, и Жорж (Грегори наконец научился их различать и видел, что это именно Жорж) осторожно трогал пальцами струны, примостив на колени гитару, несколько дней назад купленную где-то на Кронверкском, а Егор чуть притопывал носком штиблета по паркету.

Я на чердак переселился:

Жить выше, кажется, нельзя!

С швейцаром, с кучером простился,

И повара лишился я.

Толпе заимодавцев знаю

И без швейцара дать ответ;

Я сам дверь важно отворяю

И говорю им: дома нет!

Наконец, Грегори надоело – он кивнул Жоржу, чтобы тот продолжал играть и повернулся к фон Заррицу.

– Лёве, – негромко сказал он, чуть прищурясь. – Давно надо было спросить, да я что-то всё тянул волынку. Ты что-то знаешь про этих… Новых? Кто такой этот Сандро?

Мекленбуржец словно того и ждал – тут же захлопнул книгу (на потёртом желтовато-сером переплёте Шепелёв с удивлением увидел напечатанную крупной славянской вязью знакомую фамилию – Ломоносов) и глянул сквозь пенсне – придирчиво и чуть с насмешкой.

– Тебе на какой вопрос сначала ответить? – осведомился он с нарочитой серьёзностью.

– Лёве, мне не до шуток, – вздохнул Грегори, глядя как Влас удивлённо смотрит на книгу. – Ну давай сначала про то, что это за люди.

В дни праздничные для катанья

Готов извозчик площадной,

И будуар мой, зала, спальня

Вместились в комнате одной.

Гостей искусно принимаю:

Глупцам – показываю дверь,

На стул один друзей сажаю,

А миленькую... на постель.

– Что за люди… – задумчиво повторил Лёве, отложил книгу (ею немедленно завладел Влас, открыл, заглянул внутрь и брови помора медленно поползли вверх). – Люди как люди… обычные русские дворяне, я так понимаю. Он сдружились сразу, больше того – и пришли-то в нашу спальню сразу дружной компанией. Скорее всего, они все петербуржцы – а как иначе можно сдружиться заранее стольким людям?

Грегори повёл плечом, сам не понимая, соглашается он с мекленбуржцем или нет. Чуть шевельнулся Егор, словно собираясь что-то возразить – видимо, хотел привести в пример себя и Бухвостова, но сообразил, что его пример как раз подтверждает слова Лёве, и смолчал. Впрочем, мекленбуржец этой попытки возразить даже не заметил.

– Нельзя сказать, что они такие уж боевые, – задумчиво продолжал фон Зарриц, и отблески свечных огоньков плясали на стёклах пенсне, тлели в их глубине тускло-багровыми огоньками. – Но им не смели возражать даже чугунные в нашей спальне. Да и чугунных тех было всего двое или трое. И ни одного гардемарина.

– Вот они и почуяли себя хозяевами, – задумчиво бросил Невзорович, оторвав взгляд от книги.

– Да, – согласился Лёве. – Видимо, так. В целом наглые они и подловатые… ну это вы и сами уже поняли наверное.

– А ты с ними как?.. – Влас не договорил, но все поняли.

– А я с ними никак, – весело блеснул стёклами Лёве. – Они меня не задевали, хотя я чувствовал – рано или поздно это случится. Поэтому я и постарался поскорее прибиться к кому-нибудь… к вам. Кто ж знал, что их принесёт следом…

Мои владенья необъятны:

В окрестностях столицы сей

Все мызы, где собранья знатны,

Где пир горой, толпа людей.

Мои все радости – в стакане,

Мой гардероб лежит в ряду,

Богатство – в часовом кармане,

А сад – в Таврическом саду.

– А Сандро? – спросил, наконец, Грегори, вспомнив с чего начался разговор. – Это имя или прозвище, как у меня?

– И да, и нет. Его зовут на самом деле Александр, так что тут похоже на тебя. Но ты – Грегори просто потому, что любишь англичан…

– Вернее, потому что не люблю французов и люблю Бёрнса, – поправил Шепелёв, сам удивляясь, что придаёт этому такое значение.

– Пусть так, – согласился Лёве, – не в том суть. А он Сандро потому, что его отец – корсиканец.