Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

– Seventy-seven! Seventy-eight!

Ныли запястья, ныли плечи.

– Eighty-two! Eighty-three!

За щелястой стеной заскрипел снег, послышались голоса, а потом потянуло дымом – пахнуло одновременно вонючим немецким кнапстером и английским трубочным табаком. Влас не останавливался, а те двое, за стеной, его не видели. И не слышали того, как он шипит сквозь зубы.

– Ninety-five! Ninety-six!

Зато он сам их отлично слышал:

– И что они решили? – с интересом спрашивал Бухвостов – это он дымил кнапстером. Низкого сорта, дешёвый табак фабрики Менна в Сарепте. Большинство воспитанников неизменно дивились – что ты нашёл в этой вонючей отраве, москвич так же неизменно отшучивался, с невероятной изобретательностью придумывая каждый раз новые и новые шутки, – и Влас мог бы поклясться, что ни одна из них не отражала правды. Скорее всего, Бухвостов экономил деньги. И ведь нельзя было сказать, чтобы он был скрягой, транжирой или нуждался – скорее всего, копил на что-нибудь важное.

– Ninety-eight! Ninety-nine!

– Драться будут, – ответил кто-то другой, его голоса Влас не узнал, но почему-то решил про себя, что это Шалимов. «Татарская морда» курил английский «Capstan Gold Navy Cut» (именно им и пахло) – покупал его в английской лавке в Галерной гавани. Влас сам ещё ни разу не пробовал курить, но сорта табака по запаху различить мог. Корф как-то, весело посмеиваясь и показывая в улыбке крупные зубы, покрытые желтоватым налётом, пошутил, что Влас именно потому и различает запах, что не курит.

Может быть, он и прав был.

– Что, все на всех? – удивлённо спросил Бухвостов, и Влас насторожился – речь, похоже, шла о них.

– Ну да, – с лёгким удивлением ответил Шалимов. – Корф говорил, что уже скоро, на Голодай сговорились. Звал меня приглядеть, чтоб было всё по правилам.

Влас не удивился – за прошедшие три недели Грегори уже успел им рассказать, что за их распрей с Новыми взялись наблюдать гардемарины.

– Интересно, должно быть, будет, – задумчиво сказал москвич и, подумав, добавил. – Я, пожалуй, тоже схожу посмотреть.

– Hundred-thirteen! Hundred-fourteen!

Это было уже безграмотно, и никак не могло тренировать память, но Влас не в силах был выговаривать каждый раз традиционное английское «a hundred and thirteen», тем более, во время напряжения мышц и лёгких. На рывок надо было выговаривать что-то короткое.

– Hudred-nineteen! Hundred-twenty! – выдохнул, наконец, Влас, и бросил потяжелелую ось перед собой на засыпанный трухой земляной пол, потряхивая руками и разминая пальцы. И повернулся вправо, где на второй задранной оглобле висел мешок с песком – взамен того, который он порвал осенью.

Box, Small-boy!

Стычку между Новыми и Прежними назначили на второе воскресенье марта, и ждали с нетерпением – не раз и не два уже досталось за глаза от кадет Сандро Поццо ди Борго, который и придумал всю эту петрушку с месячной отсрочкой. Удивлялся даже Корф, которого тоже грызло нетерпение:

– И чего ему придумалось? Подождали бы дня два, ну неделю от силы – досыта бы хватило, чтобы слухи притихли.

С ним все были согласны, тем более, что и особой суматохи из-за той вечерней драки в Корпусе и не было – казалось, её никто и не заметил. Может быть, так оно и было – достаточно дежурному офицеру в своём обходе отойти за угол галереи, или отойти на две-три комнаты по анфиладе – и никакого шума из их комнаты уже не будет слышно.

Но уговор дороже денег.

Ждали.

Влас иногда про себя думал, что слова Сандро про то, что надо выждать для спокойствия – обычная уловка. Хитрил графский бастард что-то для себя выгадывал. Первое, о чём подумал помор – боится Поццо ди Борго. Но потом подумал и понял – нет. Совершенно было не похоже, что бастард боялся. Тут было что-то другое. Словно Сандро чего-то ждал.

Может быть, и ждал. Вот только чего – никто не взялся бы гадать. Если только кто-то из его друзей мог бы догадаться.

Новые и Прежние друг на друга почти не глядели. И почти не разговаривали – проходили мимо друг друга с каменными лицами. Влас иногда, грешным делом, думал – это и хорошо, легче будет потом драться.

За прошедшее время Прежние наконец, узнали, как кого зовут. Что-то им рассказал Лёве, что-то они подсмотрели во время классов – иногда всё-таки выпадало так, что они оказывались в одной классной комнате.

Прежние ошиблись. Никто из Новых, кроме Сандро, не был питерцем.

Вот и сейчас – Влас прицельно бил по мешку с песком, а перед глазами то и дело маячили лица Новых, словно бил он не по мешку, а каждый раз по кому-то из них.

Александр Веселаго по прозвищу (прозвища в корпусе были почти у всех, некоторые знали все, некоторые – только друзья, а некоторые и вообще благополучно забылись) Весельчак из Тверской губернии – низкорослый и коренастый, почти такой же, как и Сандро, только раза в полтора шире, казалось, весь свитый из упругих мышц, словно трос из волокон манильской пеньки.

Джеб! Кросс! Двойка! Мешок мотануло в сторону, а на смену Весельчаку уже возник новый противник.