Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

Худой и костистый, словно Кощей Бессмертный из котлянных сказок Василий Дубасов, Дуб – Смоленская губерния. Губы постоянно кривит ехидная улыбка, так что от него постоянно ждёшь какой-нибудь гадости. И недолго ждать приходится – Дуб и съязвить очень не дурак, и подраться тоже, хотя по его виду совсем не скажешь, что великий забияка.

Хук! Кросс!

Петро Быченский, прозвище – Бычок, Тверская губерния. Двоюродный племянник контр-адмирала Филиппа Быченского, славного вояки, что при Гогланде был на «Победителе», потом десанты швырял на голландские штранды с фрегата «Рига», а во Второй Архипелагской экспедиции командовал линейным 130-пушечником «Благодать». Этот вечно спокойный увалень-сладкоежка ростом в добрых десять вершков[1] – словно медведь, в постоянной полуспячке, и только в глазах нет-нет да и сверкнёт хищный волчий огонь.

Джеб слева! Джеб справа! Апперкот!

Николаша Бочечкаров, Калужская губерния, Анкер – два аршина ростом, ну может ещё вершка два, не больше, юркий и щуплый, иногда настолько быстрый, что кажется, будто человеческий глаз не в силах за ним уследить, даже движения размазываются. Этого на первый взгляд и вовсе соплёй перешибить можно, но на косточках пальцев и тыльных сторонах ладоней кожа ссажена и набиты мозоли, а значит, в драках – не новичок.

Хук справа и апперкот!

Валериан Хадыкин из Полтавы, самый младший из всей компании, прозвище – Ходок. Рослый, как и Быченский, даже и вершков одиннадцать, а то и двенадцать, пожалуй, худ, как лучина, остроносый упругий. С его длинными ногами и верно Ходок – пожалуй, и десяток вёрст отмахает, не заметив.

Джеб!

Алексей Кондаков (Кондырь), Казанская губерния, почти земляк Грегори, такой же невысокого роста и темноволосый, только волосы немного отливают рыжинкой. И по фигуре ничем не примечательный, а от взгляда – мороз по коже, словно не он сам, а тот свет через его глаза глядит, сказал как-то фон Зарриц.

Кросс – от души.

Верёвка лопнула, лопнул и тяж, держащий оглоблю, мешок улетел в угол, затрещали от удара доски, оглобля рухнула под ноги Власу. Помор перевёл дыхание, намокшим рукавом смахнул со лба обильно текущий пот и вздрогнул, услышав, как кто-то посмеивается совсем рядом. Не ехидно хихикает, а именно добродушно посмеивается.

Обернулся.

В распахнутых дверях каретного сарая стояли двое. В дверной проём за их спинами тускло светило солнце, а лиц видно не было – тень. Однако по голосам и фигурам Влас узнал их мгновенно. Он не ошибся – Шалимов и Бухвостов.

– Это ты, трескоед? – весело спросил «татарская морда», шагая внутрь сарая. Обидная обычно кличка поморов прозвучала на этот раз добродушно, и Влас, подумав, обижаться не стал. Ни к чему было, да и к тому же они с Шалимовым и Бухвостовым давно уже порешили все споры. А наводнение эти споры смыло.

Теперь у них спор другой. Важнее, пожалуй, чем те, с чугунными.

Но он не ответил.

– Готовишься? – спросил Бухвостов, тоже шагая внутрь сарая и выколачивая трубку о ребро ладони. Потухший пепел сыпался на труху под ногами. – Руки набиваешь?

– Готовлюсь, – с вызовом ответил помор, косясь на всякий случай в сторону лежащей под ногами оси – а ну как сейчас чугунные скажут, что готовиться нельзя, кодекс, мол не позволяет. Не пришлось бы от них отбиваться. И тут же высмеял себя за эти мысли. Тоже мне – Илья Муравленин! Самсон с ослиной челюстью.

– А остальные что ж? – Шалимов не двинулся с места. – Или так в себя верят?

– Должно быть, так, – устало ответил Грегори, снимая с оглобли мундир и накидывая на плечи – холод понемногу начал забираться под мокрую рубаху.

2

Сквозь высокие стрельчатые окна в гимнастический зал падали длинные полотнища солнца (в них весело плясали мириады мелких пылинок), косые ромбы света лежали на выцветших, вытертых половицах.

Шаги кадет гулко отдавались под высоким сводчатым потолком, раскатывались по полутёмным углам, где громоздились гимнастические снаряды – гири, гантели, деревянные кони, рапиры в пирамидах, толстые брусья.

Невзорович остановился на середине зала, огляделся, вопросительно приподняв бровь – в зале было пусто. Обернулся к идущему следом за ним Грегори:

– Давай-ка не будем тянуть гуттаперчу.

Шепелёв только согласно кивнул, сбрасывая с плеч мундир и пристраивая его на ближних брусьях. Повёл плечами, разминая мышцы, качнул головой.

Глеб сделал то же самое, натянул на руки кожаные бойцовые рукавицы.

– Готов?

– А то!

Корф отошёл в сторону – у самой стены от пола до потолка протянулись корабельные ванты, рывком вскарабкался по выбленкам на две ступени выше и уселся на третью, удобно откинувшись назад, словно в кресле. Немного мешал свисающий с крюка на потолке канат, и гардемарин с третьей попытки поймал его и отбросил за спину – теперь не помешает, всё видно, как на ладони.

Рыжие Данилевские, переглянувшись, согласно вскарабкались на перекладину – толстый, в запястье матроса, гладко оструганный брус даже не прогнулся. Близнецы устроились на нём, словно два воробья на бельевой верёвке, поджали ноги поде себя и глядели во все глаза.

Глеб и Грегори шагнули навстречу друг другу.