Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

Венедикт любил бывать в библиотеке. Любил уютную тишину огромного зала, ощутимую даже взглядом тяжесть книжных переплётов, сусальное золото славянской вязи на корешках книг, терпкий, тёмные полированные панели старого ореха, щекочущий горле особый книжный дух, тихое потрескивание огоньков на свечах, упрятанных в вытянутые стеклянные сосуды ради бережения от пожара. Строго глядит из-за широкого стола сквозь очки библиотекарь, отсветы свечей дрожат на отполированном бронзовом глобусе в углу (высотой в сажень, с наведёнными чернью контурами материков и причудливо выписанными названиями, косматыми завитками ветров и течений) и на золочёных капитан-лейтенантских эполетах библиотекаря.

Вот и сейчас – кадет Иевлев крадучись нырнул в полуотворённую дверь, стараясь не скрипнуть (впрочем, стараниями профоса Михея, в корпусе дверные петли скрипели редко), и воровато оглянулся, словно его мог кто-то выгнать.

Выгнать не могли.

Но Венедикт никак не мог отделаться от чувства, что не имеет права здесь находиться – странного, непонятного, неизвестно откуда взявшегося.

Почти от самой двери он ощутил на себе пристальный взгляд библиотекаря. Капитан-лейтенант любил смотреть на воспитанников сквозь очки таким взглядом, словно они заранее виноваты перед ним, словно он заранее подозревал их в чём-то. Например, в том, что они в библиотеку приходят нарочно с намерением порвать редкую книгу, подпалить у неё страницы или заляпать её кофе или чаем.

Надо было либо подойти, либо уйти.

Венедикт выбрал первое.

– Кадет… ээээ… – негромко протянул капитан-лейтенант (Венедикт всё никак не мог запомнить ни его фамилии, ни имени-отчества), вопросительно поблёскивая очками в роговой оправе. Иевлев невольно вспомнил слышанный как-то краем уха спор старших кадет, служил ли библиотекарь на самом деле во флоте или получил чин капитан-лейтенанта просто за то, что служит в морском корпусе, а на деле он обычная сухопутная крыса. И почти тут же вспомнил – Креницын. Матвей Петрович Креницын. Корф говорил, что Креницын – известная русская флотская фамилия, так что скорее всего, библиотекарь всё-таки служил.

– Кадет Иевлев, ваше благородие, – спохватился он, видя, что в пристальном взгляде библиотекаря начинает понемногу прорастать недоумение.

– Матвей Петрович, – мягко поправил Креницын – библиотекарь не очень любил, чтобы его титуловали кадеты, из-за чего у них и возникала мысль о том, что чин капитан-лейтенанта им не заслужен, а всего лишь выслужен. – Какая книга вам нужна, кадет Иевлев?

– Я… – на самом деле Венедикт пришёл в библиотеку просто потому, что не хотел оставаться в одиночестве в спальне рядом с Новыми. Все Прежние куда-то подевались, а сносить на себе в одиночестве неприязненные и насмешливые, а иногда и просто ненавидящие взгляды Сандро и его компании – удовольствие невеликое. – Мне нужна работа Бестужева об истории флота, – вспомнил он вдруг разговор с Аникеем Смолятиным около выброшенного наводнением парохода. – Не помню название.

– Я знаю эту работу, – всё так же мягко сказал Креницын, и почти сразу же пропал где-то в глубине библиотечного фонда, заставленного высокими книжными шкафами – всё тот же полированный тёмный орех карельская берёза, стекло и слюда.

Венедикт обернулся, скользнул взглядом по библиотечным столам, над которыми видны были только склонённые головы – в библиотеке было людно, но тихо – сквозь треск свечей слышалось только сопение и быстрый горячий шёпот (кто-то кому-то что-то увлечённо то ли объяснял, то ли доказывал) да скрип карандашей по бумаге. Выносить книги из библиотеки разрешалось только в том случае, если работа с ними была не закончена, а время приближалось к закрытию и отбою.

Взгляд Венедикта зацепился за знакомую тёмно-русую макушку и весёлый блеск пенсне за третьим столом, он радостно вздрогнул – Лёве! Он нетерпеливо повернулся обратно к столу библиотекаря, и надо же – как раз в этот момент Креницын вернулся, держа в руке не особо толстую книгу – кожаный корешок, тиснёное паспарту переплёта.

– Сожалею, кадет, – блеснул он очками. – «Опыт истории российского флота», сочинение Николая Александровича Бестужева, которое вы спрашивали, сейчас на руках у кого-то из воспитанников. Осмелюсь вот предложить другую работу этого же автора, только что издана, её ещё никто не брал на руки – «Плавание фрегата «Проворного».

«Плавание на фрегате «Проворном» и вправду смотрелось совершенно новым, словно только что из типографии. Возможно, так оно и было.

– О, – не смог сдержать удивлённого возгласа Венедикт и тут же прикусил язык под неодобрительным взглядом Креницына. – Простите, Матвей Петрович.

– Не стоит шуметь, кадет, – укоризненно сказал Креницын, внося запись в учётный формуляр Венедикта, и, закончив, приглашающе повёл рукой в сторону столов. – Прошу вас.

Венедикт торопливо прошёл к знакомой светло-русой макушке, стараясь не издавать шума, плюхнулся рядом с Лёве. Мекленбуржец поднял голову, затуманенно глянул сквозь пенсне на Иевлева: