Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

– Чего ты не понимаешь, Бычок? – всё так же равнодушно спросил Сандро, покачивая сарбаканом – выбирал цель. Ходок трогал пальцами струны, внимательно прислушивался к звукам и удовлетворённо кивал – должно быть, гитара была настроена как надо. Весельчак, наконец оторвался от книги, поднял голову и поверх отреза глянул на Быченского – тот сидел в углу на своей кровати, обняв колено обеими руками.

– Я не понимаю, чего мы с ними закусились, с этими Прежними, – сказал Бычок холодно. – С чего?

Бум! – стрелка воткнулась в подбородок нарисованной рожи, прямо туда, где под нарисованной бородой угадывалась чётко очерченная ямочка – словно гвоздём ткнули, как в народе говорят.

Хадыкин, наконец, взял нужный аккорд и зазвенел струнами.

Ради бога, трубку дай!

Ставь бутылки перед нами,

Всех наездников сзывай

С закрученными усами!

– Не понимаешь? – остро глянул на Бычка Сандро, хищно и злобно прищурился – он это умел, иного в дрожь бросало, когда Поццо-ди-Борго взглядывал на него по-волчьи.

– Не понимаю, – мотнул головой Быченский.

Несколько мгновений Сандро молча смотрел на Быченского, потом снова уцапал из стакана стрелку и лениво откинулся на спину.

– Дуб, поясни.

– А чего ж, – охотно отозвался Дубасов и повернулся к Быченскому. Запнулся на мгновение, наткнувшись на его сумрачный взгляд, но тут же оправился. – Ты помнишь, как оно было в старой спальне, когда от нас даже чугунные бегали?

По лицам Новых промелькнули усмешки.

Они все помнили.

Ещё бы не помнить.

Всё помнили. И то, как в первый же день по возвращению чугунных с вакаций, Сандро схлестнулся с ними, сознательно довёл дело до драки, лёг под розги. А потом, когда вмешались гардемарины, вознамерясь обломать рога чересчур борзому баклажке, пришлось отступить даже и им, когда Быченский, озлясь на разбитую губу и выбитый зуб, проломил свинчаткой голову гардемарину Саввину.

Чтобы хором здесь гремел

Эскадрон гусар летучих,

Чтоб до неба возлетел

Я на их руках могучих;

Чтобы стены от ура

И тряслись и трепетали!..

Лучше б в поле закричали…

Но другие горло драли:

«И до нас придёт пора!»

– Ну, положим, помню, – прозвище Быченскому помимо его фамилии, принесла ещё и дурная привычка глядеть исподлобья, вот как сейчас. Бычиться. – Это тут при чем? Там чугунные и гардемарины сами виноваты, я и сейчас бы тому Савве голову проломил ещё раз, не задержалось бы. Тут – другое..

Тот случай со свинчаткой Быченскому сошел с рук – Саввин не стал прднимать шум, сказал доктору и дежурному офицеру, что упал с крыльца, поскользнулся на мокрой половице. Несколько дней Бычок ходил по Корпусу настороженно, то и дело оглядываясь и вздрагивая при каждом появлении офицера, но потом понял – ничего не случилось.

Повеселел.

– Чем это другое? – Сандро забыл про лень, даже приподнялся на локтях и опустил сарбакан – длинная бамбуковая дудка даже коснулась дулом пола.

– Эти... – Бычок упрямо мотнул головой в сторону пустых кроватей. – Прежние... они нас не задевали, с чего мы лезем в бутылку?

– А надо, Бычок, надо, Петруша, – почти ласково ответил Сандро, вновь откидываясь на спину и поднимая сарбакан. – Чтобы потом по корпусу слушок не полз, что мы слабину дали, отступили. Дадим слабину пред ними – тогда нам всё сразу и припомнят – и тех чугунных, и того Саввина – тебе персонально, и тот огород на Седьмой линии – вкусны были морковка с репой?? и те две бутылки джина, и того купчину, с его кошельком… дознаются и про него, не сомневайтесь…

Кошелёк у мещанина они отняли через две недели после того, как Бычок проломил голову Саввину – подвыпивший купец даже не успел понять, что с ним случилось – Быченский засветил ему в глаз своим пудовым кулаком, а Хадыкин подсек под коленки. Купец захлебнулся воплем, а ещё через миг мальчишки уже удирали, а Сандро сжимал в руке увесистый кошель, туго набитый хрустящими ассигнациями.

По правде-то сказать, это был их единственный разбой. Деньги они тогда поделили честно, но после того долго не могли смотреть друг другу в глаза, а когда прошло ещё две недели, Сандро сказал, глядя в сторону: «Вот что, парни. Что сделано, то сделано, а только такого всё же больше не надобно». Все молча согласились.

Понтируй, как понтируешь,

Фланкируй, как фланкируешь,

В мирных днях не унывай

И в боях качай-валяй![3]