Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

Они помолчали несколько мгновений, потом фон Зарриц неопределённо шевельнул плечом и снова уткнулся в книгу и что-то неуловимо зашептал по-немецки, словно молился.

4

Бум!

Стрелка с пушистым пёстрым пером позади (длиной в палец, четверть унции весом, алтын за дюжину в лавке мелких товаров на Двенадцатой линии, только выйдешь из ворот Корпуса и поверни направо – вот и она) пробила большой лист плотной бумаги и воткнулась в дверь.

Сандро опустил бамбуковый сарбакан[2], несколько мгновений задумчиво разглядывал нарисованную на бумаге мелом смешную человечью рожу (почему-то с лосиными рогами), зачем-то посмотрел на неё в сарбакан, словно это была подзорная труба. Стрелка с рыжим оперением торчала точно посреди лба рожи. Ещё две, серая и белая, были воткнуты прямо в глаза.

Сандро криво усмехнулся, представив на месте рогатой рожи кого-нибудь из Прежних (он не знал, что их вожак, так же, как и он сам, называет их самих Новыми, а своих – Прежними) – к примеру, их упрямого атамана, скуластого (татарин, должно быть) маменькиного сынка, или этого рыжего литвина, или вихрасто-льняного зеленоглазого помора. А то и дорогого ренегата Лёве. Этому хотелось залепить в лоб особенно – по всем правилам, по уму, мекленбуржец должен был стать на их сторону, ведь жил с ними в одной спальне раньше. Хотя, если хорошо вспомнить, он и тогда по краю ходил – всё время наособицу, всё время сам по себе.

Видимо, это и сыграло.

Залепить-то, конечно, милое бы дело, и ничуть бы у Сандро не задержалось, он не привык спускать своим обидчикам. Равно, как и тем, кого считал таковыми. Но раз уж пообещал ждать до встречи на Голодае, так надо ждать. Тем более, что и ждать-то оставалось пару дней всего – до нынешнего воскресенья.

Не отрывая глаз от мишени, Сандро ощупью нашёл на столике около кровати (он валялся на заправленной кровати, взгромоздив ноги в ботинках на её невысокую спинку) стакан со стрелками, не глядя выудил ещё одну и засунул в горловину сарбакана. Вскинул длинную бамбуковую дудку, прицелился, приложился и коротко сильно дунул.

Бум!

Новая стрелка с глухим свистом прорезала воздух и, гулко бумкнув, ударила в основание правого рога.

– Следы на двери останутся, – заметил, почти не отрываясь от книги, Сашка Веселаго. Сандро иногда казалось, что у Весельчака не два глаза, а три или даже пять – он ухитрялся иногда делать одновременно не два, а даже и три дела, да ещё и наблюдать за третьим. Когда Поццо-ди-Борго ему однажды в этом позавидовал, Весельчак только спокойно пожал плечами, словно говоря: «Ну умею и умею».

– Тебе не наплевать? – огрызнулся, без особого, впрочем, запала, Сандро.

– Да мне-то наплевать, а только дежурный офицер или профос увидит, разорётся – до Кронштадта слышно будет, – шевельнул Весельчак плечом, по-прежнему не поднимая глаз от книги. – Виноватых искать начнёт…

– Да и пусть себе, – Сандро криво усмехнулся, опять ощупью отыскивая на столе стакан со стрелками. – Кто ему скажет-то, что это мы? Если и подумает, так на Прежних…

Он умолк, сделав вид, что сосредоточенно упихивает стрелку в горловину. На самом же деле ему вдруг стало противно от собственных слов, будто краплёную карту в игре передёрнул или краденый кошелёк кому подбросил.

– Не дрожи поджилками, Весельчак, – насмешливо сказал Дубасов, кривя губы. Он подбрасывал вверх и ловил увесистый каучуковый шарик (унция веса, алтын в той же лавке на Двенадцатой линии), словно прикидывал, не залепить ли этим шариком кому-нибудь в лоб. – Там на двери таких отметин – с две дюжины найдётся. Не мы первые, не мы последние тут с сарбаканом балуемся.

И правда, Сандро видел отметины на двери, перед тем как пришпилить к ней такими же стрелками мишень. И старые, старательно замазанные олифой, и свежие, нынешнего года – должно быть, у кого-то из переселённых чугунных или гардемарин тоже был сарбакан.

– И потому на Прежних вину возводить тоже никто не станет, – примирительно сказал Ходок, не оборачиваясь. Он стоял перед кроватью одного из рыжих близнецов Данилевских (никто из Новых до сих пор не научился их различать – впрочем, Сандро подозревал, что и Прежние тоже их различают плохо), и чуть наклонясь, разглядывал висящую над ней гитару. – Неплохой инструмент.

Он снял гитару с гвоздя, примостился на стул – длинные ноги сложились пополам и смешно торчали в стороны, словно сломанные лучины или ножки кузнечика. Но никто из Новых даже не улыбнулся – привыкли к тому, что их друг часто кажется нелепым и смешным. Привык к этому и сам Ходок. А те из посторонних, кто пытался смеяться, очень быстро переставал, увидев сжатые кулаки Ходока и его друзей.

– Не трогал бы ты чужую вещь, – лениво и равнодушно сказал Сандро. Он наконец зарядил сарбакан и вприщур глянул на мишень, выбирая, куда всадить стрелку на этот раз. Ходок на его слова не обратил внимания, но Сандро не спешил возмущаться – каждый в его компании был волен сам решать, встревать в неприятности или нет.

– И всё-таки я не понимаю, – сказал вдруг молчавший до того Быченский.