Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

– А… потомок капитан-командора, – приветственным шёпотом сказал он и снова склонился над раскрытой книгой – толстым томом в твёрдом картонном переплёте, обтянутом кожей.

Венедикт открыл «Плавание фрегата «Проворного» – сначала чтение его увлекло, но уже через несколько минут он вдруг понял, что не помнит ни слова из только что прочитанного абзаца. Он прерывисто вздохнул, покосился на мекленбуржца и желчно позавидовал – фон Зарриц читал увлечённо, изредка отрываясь от книги и возводя глаза вверх, словно обдумывая прочитанное, а то принимался стремительно строчить в тетради мелким неразборчивым почерком, торопливо бежал по сероватой бумаге карандаш.

– А что это ты читаешь? – шепнул Иевлев, косясь в его книгу и не спеша раскрывать свои. Бросились в глаза длиннющие слова – Венедикт опознал немецкий, который он знал не очень хорошо. Писал Лёве тоже по-немецки. Чего я удивляюсь, – напомнил себе Венедикт. – Он же немец…

– Hexenhammer, – бросил Лёве всё так же шёпотом, не отрываясь от книги.

– Хексен… хаммер… – на это название скудного знания Венедикта хватило. – Ведьмин… молот?

– Молот ведьм, – Лёве снова поднял голову. – Средневековое руководство о том, как пытать ведьм, чтобы сознались…

– Бр, – Иевлев передёрнулся. – А по какому предмету это…

– Ни по какому, – фон Зарриц усмехнулся. – Эту книгу мы не изучаем… честно-то сказать, я удивился, что она вообще в библиотеке корпуса есть. Наверное, подарил кто-то по случаю…

– Но зачем ты тогда?.. – Венедикт не договорил.

– Так интересно же, – с жаром воскликнул было Лёве, но почти тут же спохватился и сбавил голос, зашептал под пристальным взглядом библиотекаря. – Ну ты подумай же! Представь!

Венедикт представил. И опять содрогнулся.

– Не там ты учишься, где надо, Лёве, – сказал он шёпотом. Совсем тихо сказал, но мекленбуржец услышал. Вздохнул.

– Ну да, – согласился он, поправляя пенсне. – Не там. Мне бы в Московский университет, историю изучать у Каченовского… наслышан.

– Так почему ж ты… – Иелвев не договорил. Фон Зарриц вздохнул опять.

– Семейная традиция, – сказал он с печальной усмешкой. – Военная служба. Я не жалуюсь, нет… мне тут нравится, мне тут интересно. Только вот её-то, историю, никуда не денешь. Вот и бегаю сюда при каждом удобном случае, читаю, что под руку попадётся. Сегодня вот «Hexenhammer» попался…

– И ты… так спокойно… читаешь? – в три приёма выговорил Иевлев и тут же отвернулся, стараясь спрятать заалевшее лицо.

– Не понял, – за его спиной Лёве чуть шевельнулся, видимо, снова поправил пенсне. – Что значит – спокойно? – и добавил сердитым шёпотом. – Да повернись ты, всё равно ведь вижу, что покраснел – вон, уши-то пламенем горят.

Уши и впрямь пылали.

Венедикт повернулся к фон Заррицу и выдавил, пряча глаза:

– Мне… мне страшно, Лёве…

– Ты про воскресенье? – мгновенно догадался мекленбуржец. Венедикт ужаснулся – и вправду, ведь уже в это воскресенье! Вскинул голову и встретился взглядом с Лёве. Фон Зарриц смотрел странно – с лёгким сожалением и любопытством, но и вправду очень спокойно, словно знал что-то важное.

– Про воскресенье, – отчаянно, словно в омут головой бросаясь (да и что стесняться, всё уже сказал, что нужно), подтвердил Иевлев. – Понимаешь… не храбр я. Боюсь…

– Драки боишься? – понимающе спросил Лёве. – Или?..

– Или, – ответил Венедикт, помедлив. – Нет, драки тоже, но… но «или» – больше. Боюсь испугаться, боюсь, что не смогу…

– Это хорошо, – неожиданно сказал фон Зарриц. И пояснил в ответ на изумлённый взгляд Иевлева. – Хорошо то, что ты испугаться боишься больше, чем драться. Возможно, тебе как раз это и поможет…

Объяснил, – с неожиданной злостью подумал Венедикт. – Умник фигов. Немец-перец-колбаса.

Но вслух, разумеется, ничего подобного не сказал, и ни переспрашивать, ни возражать не стал.

– А ты? – спросил он насупленно, рассчитывая, что на его откровенность Лёве ответит не меньшей откровенностью. Хотя по виду мекленбуржца он уже понимал, каким будет ответ.

– Не без того, – подумав, сказал фон Зарриц. – Только ты понимаешь… есть такое понятие – надо. Я не люблю громких слов, вроде «долг» или ещё каких…

– Какой же это долг? – удивился Венедикт. Креницын уже в который раз повернулся в их сторону, но пока иных проявлений недовольства со стороны библиотекаря не было – видимо, они пока не нарушили необходимой для библиотеки тишины. – Долг – это за царя и отечество голову сложить… а это же – драка…

– А за что ещё голову сложить – долг? – серьёзно и неотступно спросил Лёве, поблёскивая пенсне. – Вспоминай.

– За други своя, – пробормотал Иевлев упавшим голосом. Вспомнил. Помолчал и повторил, начиная понимать. – За други своя…

– Вот именно, – подтвердил Лёве. – За други своя. Это и есть – долг. И тут – тоже за други своя. Пусть не голову, пусть не в бою, а в драке. Разве не так?

– Так, – прошептал Венедикт. Поднял голову, шмыгнул носом, утёр с глаз подозрительную влагу. Больше всего в этот миг он боялся, что Лёве рассмеётся или скажет что-то обидное. Но мекленбуржец молчал и смотрел всё так же серьёзно. И Венедикт повторил уже гораздо твёрже. – Так, Лёве. Всё так.