Не-доросли. Книга 3. Метель

Грегори уже внутренне был готов к этим словам, но у него всё равно дух захватило. Он оглянулся по сторонам, пытаясь встретиться взглядом с кем-нибудь из своих – Власом, Глебом, Лёве, Венедиктом… да даже с кем-нибудь из новых, пусть даже и с Сандро самим! Но перед глазами, как назло возникали только малознакомые лица – озадаченные, огорчённые, злые и даже восторженные. И только одно общее – равнодушных лиц не было ни одного. В церкви стремительно нарастал шелестящий шум – многочисленные многоголосые шёпотки быстро переходили в гул голосов, который становился всё громче.

– Господа воспитанники! – густой бас отца Симеона мгновенно перекрыл гомон, и в церкви опять стало тихо. – Достоит ли вам, будущим офицерам флота российского, вести себя, яко стаду баранов бессмысленному?!

Господа воспитанники пристыжённо стихли, переглядываясь и только в задних рядах слышались тихие шёпотки и шелест, словно там никак не могли смириться с тем, что услышали.

Во рту кадета Шепелёва стало горько, словно крепкого пива перебрал. Вот только хмеля не было на душе.

– Благодарю, отец Симеон, – директор качнул головой в сторону иеромонаха. – Действительно, нелепое зрелище – мятущиеся кадеты… – он говорил негромко, но услышали все, и от этого умолкли все, даже в самых задних рядах. – У государя нет сыновей. В связи с этим, господа воспитанники, престол переходит к следующему по старшинству брату государя – цесаревичу Константину Павловичу. А нам с вами надлежит ему присягнуть в верности.

Грегори, наконец, встретился взглядами с помором и литвином, и увидел в их глазах то самое, чего так боялся – смесь страха и восторга.

– Отец Симеон, прошу вас, – директор чуть отступил, уступая место иеромонаху.

На пюпитр тяжело легло евангелие в золочёном переплёте, левая ладонь адмирала легла поверх переплёта, правая взлетела двумя пальцами вверх. Следом поднялись два десятка левых рук – офицерских. Потом пять сотен – гардемаринов и кадет.

– Я… – выговорил адмирал, и все, кто были в наосе – офицеры, кадеты и гардемарины, в едином порыве повторили это «Я». – Я, Павел, Михайлов сын, Рожнов

– Григорий Шепелёв…

– Глеб Невзорович…

– Влас Смолятин…

– Владимир Истомин…

– Лев фон Зарриц…

– Венедикт Смолятин…

– Александр Поццо-ди-Борго… – остальных знакомых голосов Грегори уже не слышал, он слились в единый гул, волной прокатившийся по наосу.

– …обещаюсь Всемогущим Богом верно служить Его Величеству Константину Первому, Царю, Императору и Самодержцу Всероссийскому, и прочая, и прочая, и наследникам со всею ревностью, по крайней силе своей, не щадя живота и имения. И долженствую исполнять все указы и уставы сочинённые, иже и впредь сочиняемые от Его Величества и его Государства, – слова присяги, сочинённые ещё Петром Великим, звенели в ушах колокольным звоном. – И должен везде, во всяких случаях интересы Его Величества и Государства предостерегать и охранять, и извещать, что противное услышу и всё вредное отвращать. А неприятелям Его Величества и его Государства везде всякий удобьвозможный вред приключать, о злодеях объявлять и их сыскивать. И всё прочее, что к пользе Его Величества и его Государства, чинить по доброй Христианской совести, без обману и лукавства, как доброму, честному человеку надлежит, как должен ответ держать в день Судный. В чём да поможет мне Господь Бог Всемогущий!

Грегори вдруг охватило странное чувство – словно он причастен к чему-то громадному, историческому, словно рядом с ним вершатся важнейшие события (а возможно, и от него зависят тоже). В этот миг он понял, откуда такой восторг в глазах друзей, Власа и Глеба – и понял, что они в его глазах наверняка увидели то же самое.

Снаружи мела́ настоящая метель – к утру похолодало, и мокрый снег сменился на просто влажный, валил густо. Грегори на мгновение остановился на паперти, чтобы натянуть фуражку поглубже, и в этот миг услышал негромкий разговор за спиной.

– Странно всё это, – задумчиво проговорил Деливрон, щёлкая застёжками перчаток. – Слишком торопливо, слишком впопыхах…

– Ты так думаешь, Шарло? – недоумевающе переспросил Ширинский-Шихматов. – Я, например, не наблюдаю ничего странного… бог призвал государя, кто-то должен наследовать, ближайший родственник-мужчина – Константин Павлович…

Грегори замер, изо всех сил вслушиваясь. Чувство сопричастности к историческим событиям снова охватило его, затопляя душу, словно прошлогоднее наводнение – Сенатскую площадь.

– Это всё так, – с лёгким раздражением в голосе ответил Шарло. – Странность в другом, ваше сиятельство Серёжа… почему такая спешка? Нет, я конечно, понимаю, что не годится, чтобы империя была без главы долгое время… но за пару дней ведь ничего бы не случилось? А так присягаем Константину – даже без манифеста от него!

– Нда… – уязвлённо-озадаченным голосом ответил князь после недолгого молчания. – Тут ты прав, это очень странно. Как будто кто-то (понять бы ещё кто) – очень спешит…

И в этот миг в заледенелое ухо Шепелёва вцепились чьи-то твёрдые пальцы в лайковой перчатке.

– Ай! – невольно вскрикнул Грегори, вскидывая голову.