Аникей рывком сел, потянулся до лежащих на столе карманных часов, памятного подарка (серебряный Breguet с турбийоном – на мичманское жалованье купить, конечно, можно, но очень накладно – подарок от капитан-лейтенанта Казина в награду за сноровку в обращении с командой и парусами – плавание в Испанию на фрегате «Проворный» год назад), но тут же охнул и скособочился – рана в боку горела огнём, и рука почти не двигалась. Но всё-таки почти – значит, не сломал ничего. Дотянулся всё-таки до часов, щёлкнул крышкой и глянул на циферблат, стараясь разглядеть стрелки.
Стоят.
Ну разумеется. Разве ж вчера можно было вспомнить о том, что надо завести часы, как он делал это каждый вечер?!
А вот настенные (дешёвые немецкие жестяные ходики, купленные мичманом в Гамбурге, которые то и дело приходилось подводить – с немецкой точностью отставали каждый день на десять минут, денщик Аникея их и заводил, и подводил стрелки каждый день) тикают, но стрелки не разглядишь – ночников и лампадок Аникей не держал, а за окнами было ещё темно.
Вечер?
Утро?
Где-то шумели, кричали в голос – кто-то чем-то возмущался, где-то даже пожалуй слышен был шум драки.
Аникей насторожился.
По коридору глухо и чётко стучали шаги нескольких пар ног, звенели шпоры – трень-брень, трик-трак! – было слышно даже сквозь дверь.
Шпоры – в Экипаже?!
Мичман Смолятин вскинулся, уже понимая, что его ждёт, но тут в дверь постучали – несколько сильных ударов кулаком.
– Войдите! – откликнулся Смолятин, сглотнув слюну, которая внезапно стала горькой и тягучей, и невольно поднялся с топчана. Ступни едва они коснулись пола, враз охватило болью, которая словно кипяток с высоком стакане, стремительно поднялась вверх до самых колен. Ноги как бы не отморозил, – осознал Аникей, едва удержав равновесие.
Дверь распахнулась, и из тускло освещённого коридора в комнату шагнул – трень-брень, трик-трак! – жандармский офицер. Штабс-ротмистр. Худой, сутулый, с впалыми щеками. За спиной его в коридоре маячили ещё двое с ружьями – солдаты.
Офицер снял бикорн, коротким движением откинул назад волосы.
– Мичман Смолятин? Аникей Логгинович?
– Так… – горло внезапно перехватило, Аникей закашлялся, но почти тут же справился с собой. – Так точно.
– Вы арестованы, господин мичман, – бросил офицер, снова надевая шляпу. Поморщился при резком движении, словно у него что-то болело. – Потрудитесь следовать за нами. Одевайтесь.
Сухо козырнул, снова поморщился, развернулся и – трень-брень, трик-трак! – шагнул обратно за порог.
За воротами Экипажа – Аникей выбрался за них, хромая и опираясь на плечо денщика – ждал крытый возок, затянутый чёрной кожей. Жандармы уже сидели в сёдлах, а офицер стоял около приотворённой дверцы возка.
Дымно пылали смоляные факелы, рвали на куски темноту, где-то на востоке небо потихоньку светлело.
Стало быть, уже утро.
Около возка было множество конных и санных следов – должно быть, брали сегодня не его одного, догадался Аникей, вспомнив шум в коридорах Экипажа. Не он один из офицеров, кто уцелел вчера, ночевал этой ночью не дома. Всех на одном месте и нашли, – скривила губы Аникея злая усмешка.
– Прошу, господин Смолятин!
Уже занеся ногу, чтобы шагнуть внутрь, Аникей замедлил движение и повернулся к штабс-ротмистру.
– А который час, господин штабс-ротмистр?
Жандарм коротко хмыкнул, извлёк откуда-то из недр мундира часы – точно такие же, как у Аникея, щёлкнул крышкой:
– Начало восьмого утра, господин мичман. Хотя это последнее, чем я стал бы интересоваться на вашем месте.
В возке было темно. Смолятин осторожно примостился на обтянутое кожей сиденье, с облегчением вытянул ноги. На сиденье напротив неловко упал штабс, захлопнул дверцу, возница на козлах присвистнул, щёлкнул кнутом, возок дёрнулся и покатил по улицам.
Окна в дверце не было, и Аникей не видел даже сидящего напротив офицера.
– Куда мы едем, господин штабс-ротмистр? – спросил Аникей в темноту, но поручик только сухо процедил в ответ:
– По уставу мне запрещено с вами разговаривать, господин мичман, поэтому прошу у меня ничего больше не спрашивать.
«А ну как я тебя сейчас по башке в темноте-то приложу? – с весёлой злостью подумал Аникей. – По уставу-то тебе, господин штабс, не следовало бы мне и на этот-то вопрос отвечать и даже на «который час?» тоже». Он уже почти всерьёз примерился в какую сторону будет бить – примерно определил по голосу, но почти тут же передумал и криво усмехнулся. С его вчерашними ранами да с обморожением из него драчун никакой, к тому же у поручика, скорее всего, пистолет наготове – тоже по уставу. Потому сиди, мичман Смолятин, Аникей Логгинович, и не трепыхайся. Жди, что будет дальше.
Да и что тебе остаётся делать ещё, Аникей? Бежать? А куда? В Европу? Так ты не князь какой-нибудь с бриллиантами в загашнике, чтоб там всю жизнь прожить, про свою страну не вспоминая. Правило «С Дона выдачи нет» давно уже мертво, а в России больше спрятаться негде. Не в Сибирь же бежать, скрываться в тайге какой-нибудь. Да и то сказать – тебя и без того туда скоро наладят, так чего метаться-то зря?