Не-доросли. Книга 3. Метель

Влас чуть прикрыл глаза, представляя – вот оно, винноцветное Эгейское море, греческие фелуки и тяжёлые турецкие фрегаты – и бриги адмирала Миаулиса, где суровые клефты с ружьями и ятаганами наперевес, ворча готовятся к абордажу, а он, Влас, с двумя заряженными пистолетами, в ботфортах, ждёт сближения с турками, чтобы дать залп всем бортом. Вот бы туда сейчас, к Сахтури и Миаулису!

– Юнга, не спать! – донёсся снизу зычный голос капитана, и Влас вздрогнув, открыл глаза. И впрямь, едва не перестал играть!

Ветер и вправду постепенно поворачивал, посвежел, начинал тянуть с зюйда. Влас покосился взглядом в открытое море, продолжая свистеть, и едва не выронил жалейку.

В северной стороне, там, где сливаются густая тёмная синева моря, и яркая синева летнего северного неба, на фоне плотной бело-голубой полосы голомянного многолетнего льда, за которой где-то далеко, за Батюшкой Грумантом[4] лежит Гусиная Земля[5], висела в воде огромная ледяная глыба. Уступчатые стены (переливы цвета от белого и голубого до густого тёмно-синего и иссиня-чёрного с коричневыми и чёрными полосами и пятнами там и сям) вздымали вершину над водой выше грот-мачты «Елены». Причудливо зализанные ветрами и волнами ледовые громады – там угадывается львиная голова, там – птичья, а там вон и вовсе – драконья, а то и грифон притаился в тени ледяной скалы. Причудливые орнаменты – человеку такие и не придумать, беспорядочные, а вместе с тем – какие-то странно упорядоченные – опоясывали глыбу по низу, у самой воды (так и просилось на язык слово «ватерлиния»).

– Айсберг, – прошептал неслышно Смолятин, заворожённо глядя на высоченную глыбу льда. В высоту – десятка на четыре сажен, а то и пять (Влас с марса глядел на айсберг снизу вверх), в охвате же не меньше ста сажен. – Ропак…

Снизу, с палубы раздались удивлённые крики – матросы, видимо, тоже увидели ропак. Про такие огромные айсберги Власу раньше только слышать приходилось у котлянного огня, когда старики сказывали про свои плавания и промыслы.

Свесившись через край марса, Влас глянул вниз. Матросы на шкафутах столпились у фальшборта и, возбуждённо переговариваясь (Власу не было слышно их слов), разглядывали айсберг – до него было не больше сотни сажен (юнга про себя подивился, как они не заметил его раньше, этакую-то громадину). Офицеры на шканцах тоже пристально разглядывали огромную льдину – капитан поднял подзорную трубу и вдруг, вздрогнув, опустил её и покрутил головой. Снова вскинул трубу к глазам, вгляделся.

Матросы загалдели громче.

Влас оттолкнулся руками от края марса, сел на поджатые ноги, чувствуя под седалищем собственные пятки. Глянул на льдину, которая за это время ещё приблизилась и теперь закрывала едва ли не полнеба.

Айсберг медленно поворачивался.

Скрылись украшенные орлиными, львиными и драконьими головами уступы, открылся огромный кусок льда, выщербленный и выглаженный временем – словно громадный трон. Высоченная спинка с присевшим орлом – широко раскинулись ледяные крылья, широкое бугристое сиденье, изящно выгнутые подлокотники, переходящие в напряжённо застывшие тела грифонов – щерятся зубастые клювы. Сквозь толщу льда ясно просвечивало золото.

Трон.

Вот только чтобы сидеть на таком троне, человеку надо быть выше раз в тридцать, а то и в сорок.

Чей трон?

На мгновение вспомнилось виденное в прошлом году на Матке – громадное зеркало в толще скал, не то ледяное, не то слюдяное. Было в том зеркале и в этом троне что-то такое, что роднило их в одно. Невольно вспомнилось полузнакомое слово «стиль». И чувство было похожее – словно пахнуло оттуда, с моря, от айсберга чем-то непредставимо древним, чем-то могучим и бескрайним, казалось – вот сделай шаг, коснись этого льда – и всё поймёшь, всё узнаешь, откроются тебе тайны непредставимые и древние. И словно в басни древней или старине, как Вольга, сможешь и шизым орлом по небу лететь, и щукой в море…

Шагни, как же!

Влас спохватился уже на самом краю марса. Шагни ещё раз – и полетишь вниз головой с марса, либо башкой на палубу, либо в море, которое здесь даже в июле – холодное. А когда он успел подняться на ноги с корточек – он не помнил. Отпрянул назад, прямо к «собачьему окну», прижался к стеньге спиной. Колени заметно подрагивали.

Наваждение пропало – айсберг как айсберг.

4

Северное море отливало серым и зеленью. Ровный норд-вест гнал длинные пологие волны с белыми барашками, тянуло холодом, где-то на северном горизонте маячили две ледяные горы, но до них было далеко – каждая казалась не больше котёнка.