Влас раздосадованно (дурак нашёлся, выплёскивать смывки в наветренную сторону, ещё бы прямо против ветра плеснул!) утёрся и на мгновение замер, разглядывая море – за то время, пока он драил палубу, оно вдруг переменилось. С норда сплошной пеленой тянулись серые облака, а за ними тяжёлым свинцовым валом надвигались тёмные, почти чёрные тучи. Засвежело, и вдоль скалистого берега тёмными, зеленовато-серыми стенами вставал там и сям прибой, взмывая над скалами пенными мутными шапками. Где-то над головой, за редкими пока облаками, которые вроде бы недвижно висели над головой, зловеще гудел ветер.
Юнга встревоженно глянул в сторону мостика. Все три офицера, Пустошкин, Завалишин и Смолятин-старший, собрались на шканцах с наветренной стороны и тоже, как и Влас, разглядывали надвигающуюся непогодь.
Шторм?
Или ещё не шторм?
Нельзя сказать, чтобы Смолятин-младший никогда не попадал в непогоду – во время плаваний на Матку и в норвеги встречаться доводилось и с тороком, и с падерой, да только всё равно от вида туч у него как-то не очень хорошо засосало под ложечкой.
Ухо юнги вдруг словно попало в железные клещи, Влас едва сдержался, чтобы не взвыть и не заплясать от боли. Впрочем, клещи тут же ослабли, Влас отскочил в сторону и, обернувшись, встретился глазами с тяжёлым взглядом боцмана.
– Про любопытную Варвару слыхал? – тяжело спросил боцман. – Юнга где должен быть?
– Палубу драить закончил! – торопливо возразил Влас, опасливо поглядывая на намотанный на правую руку боцмана линёк и чуть отступая назад, чтобы Елпидифор не мог до него дотянуться. Боцман смотрел на него несколько мгновений, потом вдруг резко взмахнул рукой. Линёк звучно фыркнул в воздухе прямо над головой кота, Харитон вскочил, сгорбился, распушив хвост и вздыбив шерсть (из чёрного он мгновенно стал пепельно-серым), разинул пасть, обнажив белоснежные острые клыки, издал великолепное шипение и мгновенным движением соскочил с планшира на палубу. В следующий миг его рядом уже не было – должно быть, нырнул в камбуз или ещё куда, исчез в недрах трюма. Боцман глянул на Власа, сузив глаза, но в этот миг со шканцев грянул голос Пустошкина:
– Боцман! Свистать всех наверх!
Оставив Власа, боцман тут же поднёс к губам жестяную дудку. Сиплый сверлящий свист тут же разнёсся по кораблю, ярко напомнив Власу весну – вот так же тогда свистел Корф, чтобы остановить драку
Фрегат ожил – из распахнутых люков хлынули матросы.
– Все наверх рифы брать! – рявкнул с мостика капитан, и матросы ринулись на ванты. Судовая роль каждого была расписана заранее, каждый и так знал, что ему делать, куда по какому сигналу лезть и какой шкот тянуть. – Марсовые – на марс, салинговые – по салингам!
А боцман, убедившись, что никто не остался внизу, повернулся к Власу.
– Вниз, юнга! – велел он, указывая на открытый люк.
– Ещё чего! – попятился Влас, не отрывая взгляда от линька. – Команда была – все наверх. Все!
Он одним прыжком вскочил на планшир, ухватился на выбленку и, подтянувшись, вмиг оказался на вантах грот-мачты, в полутора саженях над палубой – попробуй-ка его достань. И торопливо полез наверх, цепляясь за выбленки и вися на вантах спиной вниз. Торопился, пока ему не приказали снова, на этот раз – отец или капитан, с ними не поспоришь. Но офицеры молчали, и Влас сам не заметил, как оказался под салингом, и только тогда переполз на внешнюю сторону вант.
Ветер усиливался, фрегат уже ощутимо покачивало, а на высоте качка ощущалась ещё сильнее. Влас прицельно глянул вверх и тряхнул головой – клотик ходил из стороны в сторону так, что тошно было глядеть. Однако к лёгкому страху примешивалась и зависть к тем, кто сейчас лез на самый верх, туда, к клотику, поэтому Влас, пересиливая тошноту, закусил губу и нацелился снова – туда, вверх! Но тут его окликнули справа:
– Юнга! А ну давай, помогай, нечего дурака валять!
Матросы уже расселись вдоль реи, словно воробьи на заборе, навалились на неё животами, упирались ногами в перты. Ближний перт был пуст, и Влас, смекнув, мгновенно взобрался на него, налёг на рею животом. Перт резал босые ступни, но обуваться было некогда. Ничего, потерплю, – решил про себя Влас, тем более, что он был не один такой – многие матросы по сигналу выскочили босиком.
– Фок и грот готовить, рифы брать, ноковые – на марс! – гремел снизу голос капитана. – Фор-марсель и крюйсель крепить! Марсовые на марс!
Гудение ветра в снастях становилось зловещим. Влас против воли обернулся, словно заворожённый уставился на надвигающуюся бурю. Задохнулся, перехватило дыхание.
Свинцово-чёрные тучи низко нависали над волнами (казалось, что вот-вот – и косматый нижний край тучи заденет за белопенные барашки волн, черпанёт мутной воды, которая из зеленовато-серой медленно становилась тёмной, почти чёрной), стремительно неслись следом за русским фрегатом.
– Юнга! – прошипел кто-то совсем рядом, и Влас, вздрогнув, едва не соскользнул босыми ступнями с перта. – Чего разинулся?!