Не-доросли. Книга 3. Метель

Ноковые уже добрались до ноков реи и сейчас рвали жилы, тянули риф-гордени, сжимая пузо паруса, словно собирали его в кулак. Наверху, гулко хлопая по ветру, точно так же сжимался грот-марсель. Фрегат вдруг норовисто дрогнул, рыскнул носом к ветру, но тут же выравнялся. Влас, торопливо перехватывая риф-гордень, краем глаза покосился назад – на шканцах у штурвала сменилась рука, за отполированные рукоятки держался сам капитан Пустошкин, и фрегат шёл, как по ниточке.

5

Шторм не состоялся.

Где-то позади, у Доггер-банки, творилось невероятное – завывал ветер, ходили огромные волны, швыряли корабли, которым не повезло оказаться в самом сердце бури, их несло к Ваттовому морю. «Елене» повезло. Фрегат успел уйти на широкий плёс Скагеррака, и шторм не погнался следом, остался на просторе, где есть место разгуляться.

Олуши тучами резали воздух над палубой и мачтами, пронзительные скрипучие крики стояли в ушах навязчивой музыкой, стремительными бело-чёрными молниями падали к воде, врезаясь в волны, выныривали с добычей в зубастом клюве

Паруса убирать не стали, только зарифили, и когда стало ясно, что шторма не будет, над палубой разнёсся голос капитана:

– С марсов долой!

Ну и голосина, должно быть, в любой шторм слышен – с завистью подумал Влас. – Ничего, – тут же утешил он себя, – будешь капитаном, небось и твой голос расслышат.

– Не спать, юнга! – толкнули его в бок. – Слышал команду?! Всем – вниз.

Он с сожалением выпустил риф-гордень и, цепляясь за леер, заскользил к мачте. Ноги проворно скользили по перту – от кнопа к кнопу – а в душе висело лёгкое, едва осознаваемое сожаление. От того страха и восторга, который охватил его в тот миг, когда ждали шторма, убавляли нижние паруса и готовились убрать верхние, не осталось и следа, и теперь он даже жалел, что шторм прошёл мимо. Можно было б потом в корпусе хвастаться, что и в шторме настоящем побывал, и не струсил. Воображение уже работало – руки и ноги сами собой скользили по снастям, а перед глазами так и стояло – вот огромная волна рушится на «Елену», снося всё с палубы и смывает кого-нибудь за борт. Капитана Пустошкина… а нет, его разве смоешь… лейтенанта Завалишина! И он, Влас, бросается следом прямо с реи и хватает капитана за волосы… а потом, когда их вытащат, отец будет его обнимать со слезами, а капитан потреплет по голове и скупо скажет: «Молодцом, юнга!».

– Юнга! – грянуло снизу, и Влас, вздрогнув (он уже перебирался на ванты), тут же глянул на шканцы:

– Здесь, ваше благородие!

Размечтался, – немедленно укорил его въедливый внутренний голос, который постоянно стоял у него за спиной и досаждал ему нравоучениями и ехидными замечаниями. – Завалишина бы он спас. Котёнок – морского волка. Да это скорее Николай Иринархович тебя вытащил бы из любой водяной пропасти.

– Молодцом, юнга! – одобрительно сказал капитан. Влас, даже остановился и завис на трёхсаженной высоте над палубой, балансируя на выбленке. – За храбрость и твёрдость духа – хвалю! Но за неподчинение приказу – три наряда вне очереди на камбузе!

– Есть три наряда вне очереди, ваше благородие! – крикнул Влас, но тут же спохватился. – Позволите возразить?!

– Ну-ка, ну-ка, – добродушно усмехнулся Пустошкин в густые усы. Должно быть, капитан был в духе – Влас ожидал иного ответа: «Не позволяю!» и точка.

– Ваше благородие, приказ был – все наверх, рифы брать! – отчеканил Влас, едва заметной, одними кончиками пальцев руки касаясь выбленки, чтобы удержать равновесие. – Я подчинился!

Мичман Смолятин (лицо отца вмиг стало свирепым) с подветренной стороны шканцев опять показал сыну кулак.

Несколько мгновений капитан смотрел на Власа, словно раздумывая, не накинуть ли строптивому юнга ещё парочку нарядов, а то вообще приказать боцману отвесить мальчишке с десяток линьков.

Краем глаза юнга увидел на шкафуте, прямо у себя под ногами, и боцмана – Елпидифор поглаживал линёк, намотанный на кулак.

– Ладно, – добродушно сказал вдруг Пустошкин. – И впрямь приказано было – всем наверх. Отменяю наказание. Но боцмана ты всё-таки ослушался, поэтому – один наряд.

Он отвернулся, мичман Смолятин перевёл дух (храни господи от того, чтоб иметь в подчинении собственного сына!), а боцман только хмуро дёрнул усом и коротко фыркнул, словно говоря: «А всё равно тебе, юнга, линьков не миновать, помяни моё слово».

– Есть наряд вне очереди, ваше благородие! – гаркнул Влас так, что шарахнулась в сторону олуша, с пронзительными воплями реющая над головой.

– И ты, стало быть, видел? – нож кока стремительно стучал по разделочной доске, нарубая солонину кусками. – Прямо-таки лицо?

– Угу, – кивнул Влас, нацеливаясь ножом на кочан капусты. Нацелился – и разрезал пополам, не зацепив кочерыжку. Кок мельком глянул на кочан, чуть заметно усмехнулся – дело понятное. Невелико лакомство – капустная кочерыжка, а только после месяца болтанки в Северном море, когда и кислая капуста за счастье, так и свежая кочерыжка ананасом покажется.