Не-доросли. Книга 3. Метель

Бадья оттягивала руку, в ней тяжело плескалась грязная вода, в которой плавали капустные листья, репная кожура и луковая шелуха. Влас, с трудом удерживая при качке равновесие, взобрался по трапу на палубу, нырнул под шкафут к отворённому пушечному порту в подветренном борту – не хватало ещё наверх с помоями тащиться. И прежде, чем выплёскивать помои, не утерпел – высунул в порт голову.

Ветер по-прежнему гудел в снастях, швырялся пеной на гребешках волн, гнал тугие барашки ровными рядами – было где разгуляться ему и здесь, на плёсе Скагеррака. Навстречу, из Каттегата, от датских штрандов, бежала большая четырёхмачтовая шхуна, тяжело сидящая в воде, и Union Jack[6] неровно плескался на ветру – англичане шли откуда-то с Балтики, где после сожжения датского флота и Копенгагена, а тем более, после Кильского мира, отхватив у Дании Гельголанд, они были как дома. Влас невольно вспомнил рассказы офицеров, как всего каких-то шестнадцать лет назад они расходились в финских шхерах с англичанами борт к борту, потчевали друг друга пушечными ядрами.

На шхуне звучно пела труба, муравьино разбегались по вантам матросы, которых, впрочем, было немного – шхуна не фрегат, там столько народу, чтобы ворочать паруса, не нужно.

Но надо было спешить, не то, избежав линьков, как раз тумака от кока отхватишь – несмотря на всю свою доброту, дядька Никодим к оплошностям был так же суров и неуступчив, как боцман.

Подождав, пока качнуло под ветер, подскочил к порту и, с натугой подняв бадью, Влас выплеснул помои за борт. Удачно – на него не попало ни капли. И с лёгкой насмешкой вспомнил Грегори с его Эксквемелином – тот небось про такую вот романтику морской жизни ни слова не писал, только про набеги да бои.

Впрочем, хотя за неделю плавания ему побывать на камбузе довелось уже в четвёртый раз, в том, что он выбрал море, он ничуть не поколебался. Это Грегори или Глеб могли бы выбрать что-то другое, пехоту, кавалерию, артиллерию, статскую службу… а для него, помора, потомка Сильвестра Иевлева и Ивана Рябова, другого выбора не было.

[1] Пятериковый полуштоф – 0,61495 литра.

[2] Нярзома, Нярзомское море – Карское, Мурман (здесь) – Баренцево море.

[3] Участники греческой революции 1821 – 1829 гг. Граф Санта-Роза – Санторре Аннибале де Росси ди Помероло, граф Сантароза (1783 – 1825), итальянский революционер, филэллин. Адмирал Сахтури – греческий корсар и повстанец.

[4] Шпицберген.

[5] Гусиная Земля – у поморов так называлась некая северная земля, где покоятся души храбрых и добрых людей, умерших не зря.

[6] Британский флаг.

Глава 5. Карбонари

1

Сентябрь подкрался незаметно, словно бы исподтишка – вот только вчера стояла на дворе тёплая солнечная погода, ломко блестели блики на невских волнах и в заливе, горели искры на шпиле крепости и крестах Николы Морского, а сегодня вдруг небо нахмурилось, потемнело, наползла с чухонской стороны серая пелена, заморосил дождь. И оказалось вдруг, что в Летнем саду добрая половина листвы отливает багрецом и золотом.

Вот она, осень.

Сентябрь принёс с собой новости. На улицах, в парках, там и сям, текли шёпотки, разговоры, питерцы хмурились из-за широких серых полотнищ газет, со вкусом повторяя слова: «Миссолонги… Ибрагим-паша… Дмитрий Ипсиланти». Греция не отпускала. От этих имён даже в сентябрьском дождливом Петербурге веяло южными тёплыми морями.

Влас досадливо моргнул, сбрасывая с ресниц капли дождя, повёл плечами под тяжёлой, изрядно намокшей шинелью. Почти незаметная морось как-то быстро перешёл в назойливый осенний дождь, сырость ещё не добралась сквозь шинель до мундира, но на полях шляпы уже висели крупные капли, то и дело срывались с твёрдых полей. Кадет уже пожалел, что потащился в одиночку в такую даль, да ещё в такой день. С другой стороны, жалко было тратить воскресный день на сидение в корпусе. Вот и захотелось к брату в гости наведаться, в Екатерингоф.

Смолятин шёл по набережной, то и дело поглядывая через Фонтанку на Галерный остров – там всё ещё высились остовы разбросанных прошлогодним буйством воды судов – их понемногу разбирали на дрова, хоть шхуны, хоть барки. Слишком велики оказались повреждения. Кадет передёрнулся, вспомнив свои прошлогодние приключения, плавание по бешено кипящей невской воде на обломке шхуны. Свои и друзей.

При мысли о друзьях Влас невольно погрустнел и замедлил шаг. В прошлом году они были вместе, все трое, как один. Особенно после наводнения. А нынче вдруг оказалось отчего-то оказалось, что каждый сам по себе. Они не ссорились, но что-то между ними стояло, что-то незримое, но ощутимое.

Нет, в первый день всё было очень даже хорошо. Встретились и пообнмались даже, расспросили, что у кого дома как, Влас, припомнив даже имя очаровательной сестрёнки Глеба, спросил, как у неё дела, за что удостоился внимательного и подозрительного взгляда литвина.

А вот потом…