Не-доросли. Книга 3. Метель

Дибич сжал зубы, на челюсти вспухли острые желваки, ноздри раздувались, – перед его глазами словно маршировали полки и роты, шли строем солдаты с примкнутыми штыками, проносились в визге ядер драгунские и уланские эскадроны. Генерал, должно быть, почти воочию видел, что произойдёт, если карбонарии смогут выступить.

Александр содрогнулся.

Перед ним вдруг всплыло давно, казалось бы, забытое.

Сна не было.

Да и до сна ли в такую ночь?

Поэтому, когда по коридорам Михайловского замка застучали быстрые шаги, цесаревич мгновенно откинул тяжёлое одеяло и сел на перине. В висках лихорадочно застучало, в горле пересохло.

Вот оно!

Случилось!

Или – не случилось?!

– Ваше императорское высочество! Александр Павлович, проснитесь!

В дверях – Петруша, пожилой камер-лакей государевой семьи, подсвечник подрагивает в руке, пляшет огонь на фитилях свечей.

– Что случилось, Петруша? – голос цесаревича ощутимо дрогнул, ладони вспотели. Нет, надо держаться, нельзя показывать, что ты что-то знаешь. Хоть лакей и не может ничего знать, но он, Александр должен быть спокоен – он ждёт всего лишь какой-нибудь мелкой пакости, не ТОГО, что сегодня должно случиться.

– Приехал граф Пален, – растерянно отвечал камер-лакей. – Просит срочной аудиенции, говорит, что у него сверхважное дело, не терпит отлагательств.

Растерянность камер-лакея была понятна – военный губернатор столицы по срочному и сверхважному делу должен был приехать не к цесаревичу, а к государю.

Сердце дало сбой, на лбу выступила испарина. Пален. Но с какой он вестью? Кто с ним – заговорщики с вестью о победе или стража с повелением взять цесаревича и бросить в каземат Алексеевского равелина?

– Зови, – сипло сказал цесаревич, вставая с постели, и, дождавшись, когда камер-лакей исчезнет за дверью, крупно перекрестился.

Граф Пален, хитролицый курляндец, вошёл в будуар быстрым шагом, сбросил с головы бикорн, коротко поклонился. На плечах быстро таяли клочья мокрого снега, оставляя на светло-сером мундире губернатора неряшливые тёмные пятна.

– Государь.

Всего одно слово, а как оно сразу всё объяснило! Александра охватила мгновенная крупная дрожь, колени подкосились, но он устоял.

– Пётр Алексеевич, – полувопросительно сказал цесаревич (цесаревич он, пока ещё всё равно цесаревич!).

– Несчастье, государь (опять!), – сказал Пален, чуть склонив голову набок. – Ваш батюшка, Павел Петрович… (ну же, ну!) четверть часа назад скоропостижно скончался от апоплексического удара.

Как??!!!

Александра шатнуло, он слепо попытался ухватиться за что-нибудь. Граф Пален протянул руку, пытаясь поддержать, но цесаревич отпрянул назад и упал бы, если бы его не подхватили чьи-то руки.

Петруша!

По щекам камер-лакея текли крупные слёзы. Разумеется, он всё слышал.