Не-доросли. Книга 3. Метель

Недомогание граф де Витт почувствовал ещё около Полтавы, но терпел, перемогался. Кашлял, кутался в плащ, смотрел хмуро, моргал покраснелыми глазами. На станциях, пока меняли лошадей, сморкался, отойдя за угол, отряхивал с шляпы и плаща частую капель осеннего дождя, пытаясь справиться с ознобом, жадно тянул огненный чай и обжигающий грог, раздобытый заботливым Карлом Ивановичем. Навязанный Дибичем попутчик опасений генерала не оправдал – на вид штафирка штафиркой, то ли химик, то ли медик, по словам Дибича, но иногда как взглянет стальным глазом – даже у видавшего виды Ивана Осиповича мороз пробирал по коже. Впрочем, такие хмурые взгляды были у Штольца редкостью, чаще он смотрел добродушно, а иногда – равнодушно. К болезни графа он отнёсся с полным участием, угощал прихваченной в дорогу водкой, в Полтаве где-то раздобыл овчинный кожух, в который и вынудил укутаться де Витта. Иван Осипович сначала слабо возражал (что за вид будет у боевого генерала, ветерана войны и шпиона божьей милостью в мундире и овчинном кожухе (тулупе!) – это в Малороссии-то, в октябре-то?!), но потом всё-так сдался, махнул рукой и закутался в кисловато пахнущую овчину, и жёсткий грязноватый овечий ворс щекотал генеральскую шею под фуражкой. Должно быть, кожух и впрямь помог – после Миргорода генералу значительно полегчало, и у де Витта отлегло от сердца – не хватало ещё свалиться и заболеть по дороге, и когда?! Сейчас, когда от государя выдано важнейшее поручение, когда надо успевать ловить каждый час. Вряд ли есть много времени – скорее всего, государь собирается схватить разом всех заговорщиков не позднее января, а значит, времени оставалось не так уж и много.

Лубны и Пирятин миновали быстро, почти не останавливаясь – у станционных смотрителей откуда-то всё время были наготове свежие лошади, да и один только вид грозной подорожной де Витта в сочетании с хмурым генеральским лицом, разгорячённым водкой и пронизывающим ветром подгонял смотрителей шевелиться скорее.

Застряли уже около Переяслава, перед самой переправой через Днепр. На смотрителя, седого согбенного старика, не действовала ни подорожная Ивана Осиповича, ни хмурый взгляд Штольца – не помогало ничего: «Нет лошадей, ваше сиятельство! Завтра будут».

Пришлось ждать.

Тут болезнь и нагнала графа, словно татарская погоня – казака.

Генерал-шпион лежал на широкой лавке на постоялом дворе (на станции кроме него, Штольца и смотрителя, почему-то не было никого), скорчившись под кожухом, его била крупная дрожь, зуб не попадал на зуб, костяное клацанье зубов каталось по комнате, отдаваясь эхом в углах. Шум самовара гулко заполнял уши, забивая едва слышный откуда-то колокольный звон.

– Звонят? – хрипло спрашивал Иван Осипович, чуть приподымаясь на локте, лихорадочно блестя глазами, водил по комнате невидящим взглядом.

Штольц молчал, а смотритель только скорбно крестился, вздыхая, и бормотал себе под нос:

– Да кому бы и к чему звонить-то в такую пору… бредит.

Генерал бредил.

Генерал плыл через Вислу верхом на коне, наперегонки с самим маршалом Мюратом, и ледяная вислянская вода охватывала со всех сторон вязкой холодной пеленой, сковывала руки и ноги. Конь захлёбывался, фыркал и не успевал за неаполитанским королём – шустрый гиенец[5] обидно хохотал, оглядываясь через плечо, словно ему нипочём была эта ледяная вода. Грязно-зеленоватые куски льда (осень или весна – не понять) проплывали мимо де Витта по течению, плыли к северу, к мутной и холодной Балтике, то и дело норовя задеть генерала и его коня неровно обломанным тяжёлым краем. Вот льдина ударила коня в ухо, тот коротко ржанул, голова скрылась под водой и забился. Вода вдруг оказалась совсем рядом с лицом генерала, Иван Осипович хотел закричать, но голос внезапно пропал, а потом ледяная вода хлынула в рот, забивая дыхание.

Очнулся на несколько мгновений. Вместо холодной вислянской воды перед глазами – белёный невысокий потолок почтовой станции, толстостенный стакан мутного стекла у губ и стальной взгляд фон Штольца.

– Глотните, Иван Осипович, – шелестит в ушах голос сталеглазого. Питьё горчит, горчит до судорог и сведения скул, по лбу катится крупный, едва ли не с горошину, холодный пот.

Давно уже нет в живых ни великого корсиканца, к которому он, де Витт, искал во времена оны подходы, ни неаполитанского короля, с которым они плыли наперегонки через Вислу (Мюрат тогда, конечно, победил, но всё ж не так быстро и обидно, как в этом бреду) – уже десять лет, как Жоашена Мюрата, отвергнутого собственным императором, расстреляли в Калабрии неаполитанские жандармы.

От горького питья де Витта на миг замутило, едва не вывернуло наизнанку, но почти тут же генералу полегчало.

Он утёр со лба пот дрожащей о слабости рукой, повёл взглядом по комнате, словно пытаясь понять, где он. Память услужливо и неслышно шепнула на ухо – почтовая станция.

– Ло… – шевельнул губами Иван Осипович, но язык не слушался, словно он вдруг забыл, как правильно произносить слова. Генерал чуть поморщился, но пересилил себя и выговорил-таки. – Лошади… готовы?