Второй был ещё моложе – лет шестнадцать-семнадцать, не больше. Серая юнкерская шинель с артиллерийскими петлицами, высокая фуражка, залихватски сбитая на затылок, лицо, так же нетронутое бритвой, как и у старшего. Да и лицам они были столь чрезвычайно похожи, что любой сказал бы о них – братья.
Старший и младший.
Низкие серые облака сплошной пеленой тянулись по небу, отражаясь в ломкой воде Мойки. Крупные хлопья снега падали в волны и тут же исчезали – казалось, холодная осенняя вода жадно глотает снег, словно хочет прирасти в объёме.
Не приведи бог!
Мичман Завалишин передёрнул плечами под шинелью, вспомнив прошлогоднее буйство невской стихии (едва-едва год прошёл с той поры!), и свои разъезды на лодке по половодью. Сколько человек они тогда спасли?
Он не помнил.
Впрочем, до того ль? Да и не велика заслуга.
Дмитрий Иринархович поднял воротник шинели, защищаясь от ветра, обернулся и весело подмигнул юнкеру:
– Холодно, брат Полюшка?
Узкое, словно осунувшееся лицо младшего брата чуть передёрнулось, он жалобно и вместе с тем неприязненно сказал:
– Митя… Дмитрий, я тебя просил…
– Ах, простите, господин юнкер, – насмешливо бросил Дмитрий Иринархович, – я и забыл, что мы столь важны…
Юнкер насупился и отвернулся, глядя в сторону, словно ожидая продолжения. Но мичман это продолжение только мысленно договорил про себя: «Мы столь важны, что за два года обучения умудрились наделать столько долгов, что впору пулю в лоб себе пускать». Но вслух Митя Завалишин смолчал. Ни к чему обижать понапрасну младшего брата, пусть даже тот и выкарабкался из долгов единственно благодаря ему, старшему брату. Мичман только желваки по челюсти перекатил и тоже отвернулся, пряча лицо от холодного ветра с мокрым снегом.
– Долго нам идти-то ещё? – негромко спросил между тем младший. – И куда идём?
– Пришли уже, – ответил старший, кивая на высокое крыльцо, над которым весело блестела яркими красками вывеска «S. Wolff & T. Beranget».
– Мы к Вольфу и Беранже шли? – поразился Полюшка, невольно отступая на шаг назад – несмотря на свои немыслимые траты, младший Завалишин в этой кондитерской раньше не бывал никогда) – В кондитерскую? Но зачем? У тебя что там, свидание? Но зачем тебе там нужен я?
– У меня там… встреча, – с некоторой заминкой ответил старший брат, подымаясь по ступенькам, облицованным розоватым гранитом. – Деловая встреча. А ты просто поешь чего-нибудь вкусного и подождёшь меня. Потому что с тобой наш разговор ещё не окончен… господин юнкер.
Мичман вложил в последние слова столько яда, сколько мог, и младший брат тут же поник головой и молча последовал за старшим.
Тяжёлая дверь морёного дуба без скрипа пропустила обоих братьев внутрь кондитерской. Юнкер вслед за старшим братом сдал шинель и фуражку на руки швейцару (Митя уронил в услужливо подставленную ладонь в белой перчатке алтын – неслыханная щедрость! – впрочем, кондитерская была не из дешёвых, у Вольфа и Беранже можно было и князей встретить, и фрейлин) и, чуть притихнув, оторопело оглядывался.
Дубовый паркет, ореховые панели и алый муслин на стенах – настоящий индийский, чтоб вы понимали! – тяжёлые люстры на золочёных цепях – десятки свеч едва заметно дымили, отсветы трепетали на стенах и низком потолке – полированные столы у стен и торопливый, почти неслышные тени прислуги по тесной комнате. Так и хотелось восхищённо присвистнуть, но, разумеется, юнкер сдержался.
Он торопливо взглянул на старшего брата, словно спрашивая, что дальше, но Митя не смотрел на него – к ним из второй комнаты стремительно приближался молодой офицер (старше Мити даже на первый взгляд, хоть, впрочем, и ненамного – это тоже было понятно с первого взгляда) с эполетами старшего лейтенанта.
Тоже моряк, – криво усмехнулся Полюшка, надеясь, впрочем, что его усмешку не заметит ни брат, ни неизвестный ему старший лейтенант.
– Митя! Дмитрий Иринархович! – воскликнул незнакомец, размахнув руки, словно бы чтобы обнять старшего Завалишина.
– Шарло! – в тон ему воскликнул Митя. Но объятий оба успешно избежали, ограничились рукопожатием.
– Сколько ж мы не виделись?! – весело воскликнул Шарло и тут же сам себе ответил. – С год, пожалуй! Затворником живёшь, мичман! Не показываешься нигде…
– Дела, проклятые, – светски-скучающим оном отозвался Митя, и спохватившись, оглянулся на насупившегося юнкера. – Познакомься, Шарло, это мой младший брат Ипполит, юнкер артиллерийского училища. Ипполит, это Карл Деливрон, как ты можешь видеть – старший лейтенант флота, и как ты не можешь знать – воспитатель Морского корпуса. Кабы не кончина нашего батюшки, он бы мог сейчас быть твоим воспитателем. Но раз уж не судьба…