Кажется, наивное удивление сыграть получилось успешно. Азы лицедейства и двуличия приходилось постигать на ходу. Но старший лейтенант, похоже, был ещё менее искушён в театральном искусстве.
– Митя Завалишин с младшим братом, – махнул Шарло в сторону входа и вновь коснулся перчаткой угла шляпы. – Мне пора.
Несколько мгновений мичман озадаченно смотрел ему вслед, словно ему было что-то непонятно, потом всё-таки взялся за дверную ручку, косясь на дверь с лёгкой опаской – как бы ещё кто навстречу не выскочил.
Завалишин нашёлся в дальней комнате кондитерской за небольшим столиком. На полированной поверхности (на «божьей ладони» – вспомнил Аникей название стола – так называли его на родном Поморье) стояли несколько плоских фаянсовых блюдец с остатками растерзанных бисквитов и мороженого, опустелые чашки с кофейной гущей на дне и широкая ваза с обрезками фруктов. Митя сидел за столом, задумчиво подперев подбородок ладонями и опершись локтями на поверхность стола. Должно быть, как обычно, ему было наплевать на приличия.
Рядом с мичманом сидел похожий на него юноша, совсем мальчишка ещё, в юнкерской форме артиллерийского училища. Сходство в лицах читалось ясное, юнкер был очень похож и на Митю, и на старшего Завалишина, Николая, которого Смолятину доводилось видеть ещё на Беломорье. И даже не знай Аникей от Деливрона, что с Завалишным в кондитерской сидит его младший брат, он непременно догадался бы об это и сам.
Братья о чём-о негромко переговаривались, младший словно бы оправдывался, а в голосе старшего слышались назидательные нотки, хотя разобрать, о чём он говорят, было невозможно.
Аникей шагнул к столу, и Завалишины, мгновенно прервав разговор, одновременно вскинули головы.
– А, Аникей! – тут же воскликнул Митя, вскакивая с места и протягивая руку. – Жду, жду!
Юнкер тоже поднялся с места и кивком приветствовал Аникея.
– Мой младший брат, Ипполит, – повёл в его сторону рукой Митя. – Юнкер, будущий бог войны.
Ипполит в ответ на шутку старшего брата, должно быть, изрядно ему надоевшую, только кисло скривился, но молча повторил кивок – получилось, впрочем, вполне чётко.
– Аникей Смолятин, мичман, фрегат «Проворный», – чуть суховато (и сам заметил, что чуть суховато, но ничего не мог с собой поделать!) отрекомендовался Аникей. – Очень приятно, юнкер!
Ипполит в ответ только что-то невнятно пробормотал себе под нос и тут же удостоился убийственного взгляда со стороны Мити, никак, впрочем, не отреагировав. Плюхнулся обратно на стул и снова обратил своё внимание полупустой чашке мороженого.
Мысленно плюнув в его сторону (в самом деле, детей ему с ним крестить, что ли? Хватит Аникею и Митиной дружбы, в конце концов!), мичман тоже примостился за столом, и кельнер тут же материализовался рядом, чуть кланяясь.
– Что угодно господину офицеру?
– Господину офицеру угодно кофе и бисквиты с малиновым сиропом, – чуть подумав, бросил в ответ Аникей, не зная, что почти в точности повторил заказ Мити.
– Поля, – негромко, но властно, словно спрятав в толстом слое ваты стальное остриё, произнёс Завалишин-старший. Юнкер дёрнулся, словно от удара, вскинул на брата возмущённые глаза (видно было, что ему не нравится, когда его называют этим домашним именем), но слова благоразумно предпочёл удержать при себе. – Пойди погуляй минут пять…
Ипполит вспыхнул мгновенно и весь разом, словно налился кровью. Ещё бы – каждому обидно, когда ему дают понять, что он пока что не дорос до того, чтобы слышать некоторые вещи. А то и похуже того – что ему не доверяют. Но Дмитрий Иринархович смотрел совсем не так как раньше, не добродушно-приветливо, а вприщур и жёстко, и младшему Завалишину ничего не осталось, кроме как смириться. Он подхватил со стола чашку с остатками мороженого и серебряную ложечку и отправился бродить по комнатам кондитерской. Ходили слухи, что Вольф и Беранже подумывают расширить подвластную им территорию, добавить пару новых залов, но пока что слухи оставались слухами.
– Может, не надо было… так-то? – нерешительно спросил Смолятин, сопровождая взглядом Ипполита. – Обиделся, небось…
– Потерпит, – безжалостно ответил Митя, равнодушно махнув рукой. – Ни к чему ему слышать лишнего… – помолчав, он сказал. – Аникей, мне сейчас нужно уехать из Питера. Семейные дела, да и… по службе в командировку направляют.
Кельнер принёс кофе и бисквиты, и получив алтын на чай, поклонился и бесшумно ушёл.
– В командировку, – размеренно повторил Аникей и, вздрогнув, вскинул глаза. – Но ведь… твоё начальство – это Рылеев?!
– Ну да, Кондратий Фёдорович, – с кривой усмешкой подтвердил Завалишин. В голосе его прозвучало что-то странное, словно он хотел что-то добавить, но не решался.
– Но ведь на носу выборы директора…
– Именно, – вновь подтвердил Завалишин теперь уже с каким-то болезненным удовольствием. – Ты думаешь, это совпадение?!
Несколько мгновений он молчали, потом Аникей недоверчиво спроси:
– Думаешь, что… – Митя молчал, криво улыбаясь. – Думаешь, что Рылеев тебя нарочно из Питера отсылает? Чтобы тебя на выборах не было?