Не-доросли. Книга 3. Метель

Портфель совершенно необходимо было где-то скрыть до возвращения Мити Завалишина из провинции. Если бы это можно было держать открыто, на виду – зачем бы Митя передавал бумаги ему на хранение – оставил бы на квартире графа Остермана на Английской набережной, где и жил в последнее время.

От портфеля ощутимо, почти телесно тянуло опасностью, словно там внутри таился кто-то с кривым кинжалом или турецким ятаганом.

Но то ли эти бумаги были слишком опасны для Завалишина, да и для капитан-командора, возможно тоже, то ли для самого … то ли ещё для кого.

А для тебя, Аникушки Смолятина, стало быть, не опасны? – вкрадчиво спросил кто-то за спиной. Спросил так явственно, что Аникей даже обернулся, словно ожидая увидеть кого-то… известно, кто стоит за левым плечом. И даже руку вздёрнул, чтобы перекреститься.

Конечно же за спиной ничего не было. И никого.

А голос беззвучно и вместе с тем отчётливо продолжил: «Или ты не боишься? Славный богатырь Добрыня Никитич?».

– Да нет, скорее Иван-дурак, – процедил вдруг Аникей. – Которому вслепую что-то доверили. Кота в мешке продали.

Сказал и тут же покосился на спящего брата – но Влас по-прежнему мирно сопел. А Аникея мгновенной волной объял жгучий стыд.

Товарищ доверил ему тайну. Отдал на сохранение. Ну да, опасную. А он… а он того и гляди испугается…

Аникей передёрнул плечами, шевельнул закаменелыми скулами.

Пугается он или не пугается, но бумаги укрыть надо надёжно. И проще и надёжнее всего сделать это среди товарищей по Корпусу, тех, с кем совсем недавно ещё они, как и Влас с друзьями, совершали набеги на огороды и уличных торговок, дрались с чугунными и уличниками, ложились под розги, курили первый табак и пили первое пиво. А потом и впервые вскладчину ходили к девкам. Эти не выдадут. Пусть это даже не совсем честно, но здесь, во флигеле, спрятать бумаги негде. Аникей закусил губу, уставился на свечку невидящим взглядом – язычок огня приплясывал на лёгком сквозняке, тянущем от окна.

Саша или Петруша Беляевы?

Нет.

Если бы Завалишин хотел оставить документы им, он бы так и сделал – обоих братьев Беляевых он совсем недавно принял в Орден Восстановления, и Аникей сам был на церемонии.

На церемонии, да… громко сказано для кирпичного подвала доходного дома. Однако же – церемония: мрачные стены, влажный, потемнелый кирпич, ржавые железные крючья, вбитые в стены, чадный свет факелов, длинные балахоны серой толстины, просторные капюшоны, из-под которых почти не видно лица, торжественное гудение органа, доносящееся откуда-то из-за стены сквозь слуховые стрельчатые окна, слова присяги гулко отдаются под сводчатым потолком – рыцарский замок, да и только. Мгновенно вспомнилось ощущение, которое охватило самого Аникея, когда тяжёлый рыцарский меч магистра (и где только Завалишин его добыл?) лёг на правое плечо – словно полудетская игра, к которой ни он сам, ни магистр не относились всерьёз, вдруг стала жизнью, и оказалось, что выспренные и смешные слова клятвы вдруг стали серьёзными.

Вася Дивов?

Не годится. По той же причине – он тоже был в том подвале вместе с братьями Беляевыми и произносил ту же клятву.

Раз магистр решил оставить бумаги на хранение именно ему, Аникею… значит, он не доверяет никому больше из Ордена? Или просто считает его, Аникея, самым близким другом?!

Миша Бодиско?

Он про Орден ни сном, ни духом, у него и в голову никому нее придёт ничего искать, одна беда – и он, и Борис, старший брат – живут на одной квартире с Дивовым, Беляевыми, да ещё и лейтенант Арбузов с ними… где уж там что прятать? Может быть, Завалишин потому их и не выбрал в хранители, а вовсе не потому, что доверяет Аникею больше других. Что там спрячешь в меблированных комнатах, где постоянно бывает толпа молодого флотского народу.

Алёша Писарев, который Иванчин?

Командир таможенной яхты, с которым вместе они в финских шхерах в прошлом году гоняли контрабандистов, и грубо окатанный свинец визжал в хлещущем дождём норд-осте над кожаными тульями офицерских шляп. Он постоянно на одном месте не живёт, то в Кронштадте, то в Питере, а когда в Питере, то ночует либо в казённых квартирах Экипажа, либо всё у тех же Беляевых. Тут проще уж портфель Завалишина у себя оставить в надежде, что хозяин не проявит излишнего любопытства.

Пустые надежды, впрочем.

Проявит.

Это даже не было догадкой или опасением – точное знание. Не раз уже замечал Аникей, что некоторые вещи лежат вовсе не на том месте, где он их оставлял, уходя из дома. Но пока ничего не пропало, скандалить было не из-за чего. А если бумаги Завалишина пропадут, ругаться будет поздно.

Митя Лермантов? Этот и вообще живёт в Экипаже – безнадёжное дело.

Фена Лутковский – про него даже и думать нечего, он на том же положении, что и сам Завалишин, только Митя у Остерманов обитает, а Лутковский – у капитан-командора Головнина на Галерной.

Лера Тыртов?