Не-доросли. Книга 3. Метель

Подполковник лейб-гвардии Гродненского гусарского полка Михаил Сергеевич Лунин, адьютант великого князя и государева наместника в Царстве Польском цесаревича Константина Павловича на мгновение придержал коня и прислушался – свора гнала зверя где-то в сотне сажен, и многоголосый лай раскатами метался между кустов и деревьев. Он чуть поморщился – похоже было на то, что поохотиться сегодня не доведётся. На парфорсной охоте погоня мчится за зверем вместе с собаками, а тут… никто из всадников даже не пошевелился. Это не охота.

– Михал, а тебя в Варшаве, надеюсь, не потеряют? – начальник конно-егерского полка, полковник Бенедикт Зелёнка (вообще-то Зэльонка, конечно, но Лунин никак не мог привыкнуть называть друга на польский манер, да и какая разница, в конце концов, Зэльонка или Зелёнка, Чернушкой полковник от того не станет, верно же?), чуть наддав, нагнал Лунина и придержал поводья, теперь их кони шли ноздря в ноздрю. Лунин покосился на друга – полковник сидел в седле, подбоченясь, и покручивал лихо заломленный ус, через высокую луку седла наперевес лежал длинноствольный карабин. Настоящая кентуккийская винтовка (у самого Лунина ружьё было гораздо скромнее – обычный пехотный мушкет, взятый у сослуживца в Варшаве) – Бенедикту подарил её кто-то из друзей, привёз из Америки, куда его занесла военная судьба. С первых же дней знакомства Зелёнка пришлся Лунину по вкусу своей бесшабашной храбростью, насмешливым, почти ехидным, норовом. Да и не удивительно – Бенедикта, казалось, любили все. Во всяком случае, в Варшаве Лунин не знал ни одного человека, который бы отозвался про Зелёнку плохо.

Да и немудрено.

Хорош был собой пан Бенедикт, видный и статный, смерть девкам, как говорят в таких случаях в России. Но варшавские паненки вздыхали по полковнику понапрасну – пан Бенедикт уже три года как вторично женат – на богатой вдове-генеральше, дочери последнего волынского воеводы князя Иеронима Сангушко, родной сестре князя Евстахия, дивизионного генерала Великой армии. Была пани Мария, когда-то Сангушко, потом Мокроновская, а ныне – Зэльонка не особо молода, старше своего мужа, но всё равно никто в городе не мог сказать, что полковник ходит по непотребным домам (поляки зовут «нежондны дом», непорядочный – вспомнил Лунин), либо по молодым вдовам. Поговаривали (Михаил Сергеевич не знал, сколько правды в этих беззлобных сплетнях), что красавец полковник на деле влюблён в свою падчерицу Анну, дочь пана Станислава Мокроновского, героя девяносто четвёртого года и соратника великогоКостюшки. Слухи, впрочем, дальше слова «влюблён» не заходили, хоть и вызывали иронически-понимающие ухмылки на лицах. Однако ж, панна Анна была завидной невестой, и эти ухмылки не могли прогнать от дома Зелёнки стайки варшавской молодёжи, тем паче, что жена полковника содержала при доме модный салон, где всегда было полно народу – тут можно было выпить кофе или вина, покурить трубку, послушать рассказы бывалых воинов, посудачить о политике, пофлиртовать и затеять интрижку. Дамы повозрастнее собирались вокруг хозяйки салона, молодёжь – вокруг её дочери, мужчины – вокруг самого полковника, который был не промах рассказать о своих прежних воинских днях – при Сомосьерре и на осаде Сарагосы Зелёнка дрался рядом с Яном Козетульским, которому потом сам корсиканец вставить в герб башни сего города в память об его подвигах. Да и потом пан Зелёнка не сидел сложа руки – Рашин и Радзымин, Ваграм и Асперн, Кадис, Альмейда и Бадахос, Смоленск и Бородино, Малоярославец и Березина.

Иногда Лунин испытывал двоякие чувства – одновременно зависть к такой бурной биографии и лёгкую неприязнь к польскому полковнику, как к недавнему врагу.

Впрочем, ненадолго.

– Не хватятся, – криво усмехнулся Михаил. – Цесаревич знает, что я на охоте, он сам дал мне отпуск на несколько дней. А где и с кем я охочусь, и на кого – до того ему дела никакого нет. А от Шлея я на сегодня избавился.

– Видал, Бенедикт, как хорошо быть адъютантом наместника, – хмыкнул подъехавший с другой стороны подполковник Северин Крыжановский. У него оружие было иное, не такое, как у Лунина, но и не такое, как у Зелёнки, разумеется – короткое ружьё конных егерей – Северин служил в том же полку, что и Зелёнка. – Хотя ты скоро станешь ещё свободнее, чем мы оба, вместе взятые…

– Как это? – недоумевающе поднял брови Лунин и почти тут же догадался. – Аааа…

– Да, – весело усмехнулся Зелёнка. – Я подал в отставку, и служить мне осталось не больше пары недель. Буду как Стась Яблоновский, клубнику выращивать да на коне по лесам гонять.

– И кто ж займёт твоё место?

– Да Северин, разумеется, кто ж ещё, – Зелёнка беззаботно кивнул в сторону Крыжановского.

– То есть, полк по-прежнему остаётся в ваших руках, – кивнул Лунин. Оба поляка быстро переглянулись, словно русский сказал что-то такое, о чём вслух говорить не стоило, и дружно промолчали.

Может быть, кто-то из них что-нибудь и сказал бы, но как раз в этот момент из кустов с треском выломилась рыжевато-бурая туша, и с хрюканьем ринулась к берегу ручья, вдоль которого ехали всадники.